Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Хороших работников в администрации Юга России было вообще чрезвычайно мало, а потому, мне кажется, было бы выгоднее брать без строгой и обидной политической проверки, но зато следовало бы иметь хорошую контрразведку и беспощадно карать за провокаторство и измену. К сожалению, у нас контрразведка хромала на обе ноги. Туда брали отъявленных мерзавцев, которые за деньги были готовы служить кому угодно, хотя бы самому сатане. Конечно, были и исключения, о чем я скажу дальше.

Возвратился я в Ессентуки уже с удобствами, в отдельном купе. Мои сборы были недолгие. На другой день я и Бубнов, взяв свои семьи, выехали в Новороссийск. Дорога прошла вполне благополучно, но на одной станции ночью нам пришлось задержаться, так как на соседнем пути пылали шесть вагонов-цистерн с керосином, и пожар был так силен, что опасались везти мимо поезд, чтобы он также не загорелся. По-видимому, это были проделки большевиков, всячески старавшихся пакостить в тылу Добровольческой армии. Картина пожара была очень красивая, но наводила на печальные размышления. Троцкий сыпал деньгами, благо, печатный станок работал без отказа, и его агенты действовали повсюду, а у нас был введен режим строгой экономии и старались урезать каждую копейку, хотя печатные станки действовали и у нас.

В Новороссийске меня встретил командир порта контрадмирал Клыков [362]со списком нужд Новороссийского порта, удовлетворить которые, конечно, не было никакой возможности. Там действовал уже не военный губернатор, а главнокомандующий генерал Добророльский [363]с большими правами. Начальником штаба у него оказался мой старый знакомый по Измаилу полковник Кардашенко, и то, что он мне рассказал про свое начальство, можно было бы охарактеризовать двумя словами: «скверный анекдот». Я лично не был знаком с генералом Добророльским, но слышал, что он занимал высокие места в военной администрации, почему меня чрезвычайно поразил рассказ Кардашенко, но другие мои знакомые и сослуживцы подтвердили мне все им сказанное. Впоследствии в эмиграции генерал Добророльский явно продался большевикам и играл скандальную роль на процессе Конради [364]в Женеве.

Приходится заключить, что при старом режиме многие люди ходили в масках, а когда грянула революция, маски были сброшены, и они показались в своем настоящем неприглядном виде. По счастью, еще находились и люди без масок. В том же Новороссийске помощником начальника базы по морской части был капитан 1-го ранга Хоматьяно. Человек уже 60-ти лет, он с утра и до ночи бегал и работал как вол, стараясь изо всех сил наладить разгрузку пароходов и размещение привозимых грузов для нужд армии, получая при этом ничтожное вознаграждение. Если бы таких людей нашлось в тылу армии хотя бы несколько сотен, поход Деникина на Москву наверное увенчался бы успехом.

На рейде меня ожидал присланный адмиралом Саблиным в мое распоряжение пароход «Цесаревич Георгий». Он был под Андреевским флагом и имел легкую артиллерию. Мне показалось неловко путешествовать одному на таком большом корабле, и я разрешил командиру принять на борт пассажиров, желающих плыть в Севастополь, кроме спекулянтов, делавших в это время прекрасные для их кармана, но по существу темные дела.

Переход был, как и почти всегда в это время года, прекрасный. После двух дней плавания мы около 9 часов утра вошли на Севастопольский рейд и стали на якорь против Графской пристани. Меня встретил Саблин и водворил в дом главного командира. Мне был предоставлен верхний этаж, а в нижнем помещался мой штаб. В прежние времена, т. е. до революции, командующий флотом занимал весь дом, но мне было с излишком довольно и верхнего этажа. В сущности говоря, мне нужны были только две комнаты, служебный кабинет и спальня, а у меня были еще громадный зал, такая же гостиная и столовая, где можно было посадить за стол человек тридцать.

Сверх ожидания большевики очень мало попортили как мебель, так и стены дома. Здесь помещался Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов и никто не жил, чем, вероятно, и объясняется относительная сохранность помещений. Должен, впрочем, сказать большевикам еще один комплимент: в прежние времена, еще до Крымской войны, через всю южную бухту между городом и портом был установлен большой понтонный мост, очень удобный для сообщения и сильно сокращавший дорогу для служащих и рабочих, как в порту, так и в госпитале. Когда наш флот снова возродился после Крымской войны, мост не восстановили, и все мелкие служащие в порту или госпитале должны были или тратиться на наем шлюпки, или путешествовать кругом всей бухты, что составляло весьма порядочный конец. Начальство, имевшее свои шлюпки, этих неудобств, конечно, не ощущало. Большевики восстановили этот мост, за что, конечно, рабочие были им очень благодарны.

Теперь перейду к описанию того вида, в котором я застал все учреждения морского ведомства.

Материальный состав

Главные силы флота к началу революции состояли из двух дредноутов: «Императрица Екатерина II» и «Император Александр III». Третий дредноут, «Императрица Мария», в 1916 году, вследствие взрыва погребов, затонул в Северной бухте, затем в перевернутом виде был поднят частной русской компанией при содействии порта и введен в таком виде в док, где и стоял до настоящего времени в ожидании решения, что с ним делать. «Императрица Екатерина» была взорвана и утоплена поблизости Новороссийска по приказанию Совета народных комиссаров из Москвы в 1918 году, когда немцы угрожали Новороссийску. [365]«Император Александр III», переименованный большевиками в «Волю», был уведен союзниками в Константинополь, когда они покинули Севастополь в 1919 году, и стоял там в бухте Измид под охраной английского караула. Пять броненосцев додредноутского типа «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три святителя», «Ростислав» стояли ошвартовавшись в Южной бухте. Союзники, уходя из Севастополя, чтобы их обезвредить, взорвали в машинах цилиндры высокого давления, что выводило эти корабли из строя минимум на год. Из трех крейсеров «Кагул», «Память Меркурия» и «Прут» последний был передан туркам немцами, как принадлежавший им прежде, «Память Меркурия» стоял в порту с негодными котлами, а «Кагул» был укомплектован Добровольческой армией и находился в относительной исправности. Он был переименован в «Генерала Корнилова». Это было единственное крупное судно в составе Добровольческого флота. Далее, в состав флота можно было зачислить четыре нефтяных и четыре угольных миноносца, но только по производстве основательного ремонта. Подводных лодок вполне исправных было две, и еще три могли быть исправлены. Вот и все, что осталось от боевого флота, погубленного, главным образом, большевиками, а частью нашими союзниками из опасения большевиков.