Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Этот разговор происходил за год до войны 1912–1913 годов, [260]в которые так прекрасно показала себя сербская армия. Помню, как в конце 1913 года являлись мне в Симферополе несколько запасных унтер-офицеров гренадерских полков, ездивших добровольцами и возвращавшихся на Родину после войны. С какою похвалою отзывалась они о мужестве сербских солдат, о благоустройстве и порядках в сербской армии.

Зимою 1910–1911 годов главноуполномоченный Красного Креста тайный советник Ильин просил меня взять на себя руководство по приведению в исполнение назначенного Красным Крестом создания в Москве запасных складов для снабжения при мобилизации санитарным имуществом, медикаментами, обозом и транспортами пяти армейских корпусов. С этой целью под моим председательством была образована комиссия, в число членов которой вошли губернатор В. Ф. Джунковский и губернский предводитель дворянства Александр Дмитриевич Самарин.

Комиссия выбрала участок под склады на месте бывшей Анненгофской рощи и тотчас же приступила к сооружению складов. Но мне не удалось довести этого дела до конца, и, вынужденный в июне 1912 года покинуть Москву, я передал председательствование в комиссии и руководство всем делом Александру Дмитриевичу Самарину.

В 1911 году сын окончил академию и, как причисленный к Генеральному штабу для отбытия лагерного сбора, был прикомандирован к штабу Гренадерского корпуса. Я принципиально был против назначения сына в штаб вверенного мне корпуса, но должен отметить с полным удовлетворением, что он держал себя с выдающимся тактом и заслужил доброе имя в корпусе. Осенью для отбытия ценза вступил в командование 3-м эскадроном 1-го лейб-драгунского Московского Петра Великого полка. Уезжая из Москвы, я в последний раз виделся с ним, так как в первом же бою под Сольдау, 18 августа 1914 года, он погиб, отказавшись сдаться в плен, о чем меня впоследствии уведомил его начальник дивизии генерал-лейтенант Угрюмов, [261]находившейся со всем штабом 1-й пехотной дивизии [262]в германском плену.

По поводу лета 1911 года вспоминаю следующие обстоятельства. Мы все, чины штаба Гренадерского корпуса, жили в бараках, построенных в одном общем саду, в непосредственном соседстве с лагерем 12-го гренадерского Астраханского Его Величества полка. [263]Я жил в своем бараке с сыном и его молодой женой. Начальник штаба Десино [264]жил со своей семьей – двумя взрослыми дочерьми, младшей дочерью 14 лет и маленькой внучкой, у полковника Дядюши [265]были две дочери-подростки.

Ввиду столь близкого соседства с полком я прошел однажды к Астраханцам и, вызвав их на линию, просил подумать о соседстве детей и молодых барышень и в своем обиходе воздерживаться от привычных ругательств. Я знал, какую трудно исполнимую просьбу обращаю к полку, но знал и астраханцев. И полк исполнил мою просьбу: за все лето не было слышно ни брани, ни ругательств, и после смотра полка я специально благодарил людей за их внимание к нашим семьям.

Постоянно вспоминаешь про Москву, про гренадер, и сколько всплывает все новых и новых воспоминаний; но всего не напишешь. Но душа моя все еще живет с гренадерами и скорбит о том, что участие их в Великой мировой войне прошло так незаметно, не отмечено ни одним сколько-нибудь крупным успехом.

Простившись с гренадерами, я с семьей выехал в Симферополь, где находилась штаб-квартира 7-го корпуса. Корпус мне был знаком, так как я пробыл три года его начальником штаба, с 1897 по 1900 год.

Был июнь месяц, самый разгар лагерных сборов, и мне хотелось сразу объехать войска и взять в свои руки руководство полевыми занятиями.

Плохо обстоял вопрос с квартирой. На просьбу присмотреть нам квартиру начальник штаба корпуса ответил, что квартир совершенно нет и он только может предложить свою квартиру, ввиду предстоявшего его назначения начальником 4-й пехотной дивизии. [266]

Мы решили до времени жить в гостинице. Но в самый день приезда я встретил на Пушкинской улице Е. Э. Кесслер, которая, поздравив меня с приездом, добавила:

– Идите скорей к Елизавете Сергеевне Давыдовой, в дом Шае, она уговорила Марию Фердинандовну не сдавать верхней квартиры и держит ее для вас.

Я тотчас же прошел к Елизавете Сергеевне и через час имел действительно превосходную, поместительную квартиру на Лазаревской улице, лучшей в городе, так как дома стоят лишь по одну сторону, а по другую разбит городской бульвар. В этой квартире моя семья жила до января 1922 года.

Предоставив жене устройство квартиры, я оказался совершенно свободен и мог приступить к своим занятиям.

Корпус был расквартирован довольно широко, но пехотные части стояли в двух группах: 13-я пехотная дивизия – в Крыму, 34-я – в Екатеринославе и в Павлограде, и только 136-й пехотный Таганрогский полк с 1905 года стоял на отлете в Ростове-на-Дону, имея один батальон в городе Таганрог; 7-й Донской казачий полк в Николаеве, Крымский конный Ее Величества полк в Симферополе.

В две недели объехал все войска корпуса, произвел строевые смотры и смотры стрельбы, причем большое внимание обратил на боевые стрельбы частями. Особенно удачно прошла боевая стрельба в 52-м пехотном Виленском полку. Командир полка генерал-майор Котюжинский, участник войны 1904–1905 годов, поставил производство этой стрельбы весьма близко к боевым условиям. Приучив строго выдерживать направление, он добился непрерывности огня при перебежках, так как перебегавшие взводы, целиком ли, отделениями, или звеньями, или поодиночке, никогда не закрывали взводов, остававшихся на месте, которые и вели усиленный огонь, пока соседний взвод устраивался на новом месте и открывал огонь. Тогда начинали перебежку остававшиеся на месте взводы и так далее.

В Таганроге успел осмотреть дворец, в котором жил последние месяцы своей жизни и скончался император Александр I. За исключением спальни, в которой скончался Благословенный, обращенной в церковь, дворец поддерживается совершенно в том виде, в каком он был при жизни Александра I. Поражает простота во всем, комнаты просторные, сравнительно низкие, крашенные полы с настланными вдоль середины комнат от двери до двери ковровыми дорожками. Увидав в последней комнате светлого дерева козетку, перед нею овальный стол и по бокам два кресла, так и вспомнил описание генералом-лейтенантом Шильдером [267]жизни императора в Таганроге, дневной чай с барбарисовым вареньем и анисовыми крендельками, во время которого любимой темой разговора императора было когда он сможет выйти в отставку и поселиться в Крыму, куда государь действительно ездил незадолго до своей кончины с целью выбрать и купить там имение.

Вернувшись с объезда, поехал навестить своих старых симферопольских друзей Кесслер, живших в своем имении в семи верстах от города. Свернув с Ялтинского шоссе, мне предстояло переехать мост через Салгир, но оказалось, что конец моста стоит посередине реки. В тот год были такие ливни в Крыму, что Салгир, всегда в окрестностях Симферополя легко проходимый вброд, настолько вздулся, что на повороте в Тотакой смыл песчаную дорогу до самой скалы, мост оказался в середине реки, и две недели не было броду.