Станислав Хабаров - Сюжет в центре

Была ещё одна интересная новинка: четвёртый учебный канал телевидения вёл прямую передачу из зала ЦУПа. Это были немые передачи. Речь не транслировалась. Однако по картинке можно было представить текущую полётную ситуацию, и вовремя забеспокоиться. Мы дежурили поочерёдно, по сменам: я, Толя Пациора и Борис Скотников.

Случилось и мне оказаться в центре событий. В моей смене у американцев возник какой-то вопрос, и Елисеев попросил меня разобраться и объяснить коллегам «что и как». Для контакта с иностранцами были подобраны специально оформленные и проинструктированные люди. От нас ими были Легостаев и ещё несколько человек. Из оформленных по ориентации в ЦУПе в тот момент никого не было, и я отправился в «американскую зону», проход в которую обычно был нам воспрещён. Дело не стоило выеденного яйца и быстро закончилось. Мы объяснились к взаимному удовольствию на языке технических терминов. В конце беседы в комнату американской группы пришёл оформленный Владимир Сыромятников. Он остался с американцами, а я попрощавшись отправился восвояси. За дверью мне встретился маленький перекошенный человечек, который зашипел на меня, мол, как это я посмел в одиночку пойти к американцам? А я не был проинструктирован и о запретах понятия не имел.

Конечно, в нас была гордость приобщения к космонавтике, хотя космонавтика стала для нас обыденной. Сначала иного у нас просто не было и не на что ещё времени не оставалось. Но постепенно мы освоились и стали оглядываться по сторонам.

Наш первый шаг в литературу был ответом Дрю Пирсону. Эту первую статью мы написали со Спаржиным. Она была заказной. Зашёл к нам Раушенбах и попросил написать ответ американскому журналисту, который беспочвенно написал о человеческих жертвах русской космонавтики перед стартом Гагарина. Раушенбах тогда привёл нас в пустующий кабинет Тихонравова, где мы начали творить. Заказчик под конец появился неожиданно, словно вышел из-за стены. Мы не знали кто он? Должно быть, он был крупным чином комитета безопасности. Статья затем была опубликована за рубежом, но мы не знали где и под каким соусом? Впрочем, это нас не заботило. Ведь всё, что мы делали, тогда подавалось анонимно в открытый мир.

Самодеятельность не поощрялась.

Впрочем раз статья моя украсилась эпитетами самого Генерального секретаря, Леонида Ильича Брежнева. О первой ручной стыковке «Джемини-8» с ракетой «Аджена» я написал статью для «Известий», но она отчего-то вовремя не пошла и пылилась у ответственной за научные публикации «Известий» Елены Манучаровой. Когда вслед затем была выполнена автоматическая стыковка советских беспилотных кораблей, статья была срочно извлечена и после короткой переделки пущена в ход. Из конспирации она была подписана девичьей фамилией моей матери. Она начиналась словами: «Стыковку в космосе можно сравнить с установкой автомобиля в гараж или с вводом судна в док, хотя она много сложнее…» И так далее.

«Известия» наряду с «Правдой» были центральной газетой. Статья попала на глаза Генеральному секретарю, и он, считая себя продвинутым автомобилистом, заявил: «Это что же? Сравнить установку автомобиля, которую может выполнить каждый пьяный одной рукой, с крупнейшим космическим достижением?» И последовала команда – наказать наглого журналиста, автора статьи, что была на этот раз подписана скромно, без титулов.

Телевизора в эпоху нашего студенчества ещё не было и искусство вкрапливалось в жизнь редкими случайными каплями. Ими был, например, скрипичный концерт Давида Ойстраха в общежитейском комплексе на Стромынке и талантливые студенческие «Окна Роста» на «Красной площади» МВТУ – центральном проходном пятачке старого здания – красочные изображения на злобу дня. В институтском зрительном зале проводились выпуски «Новостей дня», в которых особенно запомнился тогдашний редактор «Техники молодёжи» Василий Захарченко.

Тогдашние деятели культуры не стеснялись выступать перед студентами в крохотных случайных помещениях. Мне запомнился концерт Никиты Богословского и Людмилы Лядовой в холле нашего привилегированного студенческого общежития в Бригадирском переулке. Общим стимулом была тяга к культуре, стремление к ней.

Москвичи были людьми практичными. Они решительно осуждали сокурсника Кирилла Рогайлова, который просто красиво говорил. Искусство речи было для него чистым искусством. И окружающие возмущались «бесполезной болтовней», а мне так нравилась его красивая речь и я ею заслушивался.

Наверное, эта практичность стала основой создания нового поколения оружия, которое стало по плечу этому современному поколению оружейных дел мастеров. Но это было позже, а пока они учились на особых факультетах в стенах МВТУ. Но чтобы стать творцами техники им предстояло превратиться в неких знатоков, которых можно было наблюдать пока только на примерах футбольных фанатов, которые, не имея практической цели, знали родословную любимых команд и всё о командах, а их кумиры воплощали чаяния и надежды и вселяли уверенность.

Мы превращались из гусениц в бабочек, и в каждом из нас, наверное, жила черта – потребность самовыражения. Потом вокруг нас были вдохновенные умельцы, сродни современным хакерам, что изучили новую технику на гране фантастики и были, как рыбы в этой среде, а не проникшимся этого не хватало и их тянуло в другие измерения.

Прошёл период нашего приобщения к космонавтике. Сперва она была для нас манящей средой. А затем она стала для нас привычной, средой необходимости. Мы же были вынуждены ежедневно осуществлять массу занудных дел, из которых складывается техника.

Каждый шаг был ответственным и связан с сонмом других шагов и массой ограничений. А рядом был мир журналистики, музыки, литературы, мир свободной фантазии, где полёт ограничен лишь собственной смелостью и где сам ты себе и судья и прокурор, и который тянул нас к себе своей непредсказуемостью.

Как артисты мечтают сыграть какую-то роль, каждый из нас мечтал утвердиться в особом нездешнем качестве. Некоторым это удавалось. Так скромнейший Володя Семячкин стал не только руководителем одного из ведущих отделов космического КБ, но и одним из лучших переводчиков и певцов шекспировских сонетов и был серьезно воспринят средой шекспироведов. И другие пытались выйти рыбой на сушу.

Не ценишь того, что вокруг тебя, к чему привык. И люди, создававшие новую внеземную историю, казались обычными и не вызывали восторг, удивляя делами только иного измерения.

Так получилось и со мной, и проводником в этот мир стал для меня работавший рядом Сева Березин – московский интеллигент, в свободное время рывшийся в букинистических развалах и регулярно совершающий рейды по книжным магазинам. С его подачи я дебютировал в «Юном технике» со статьей о кавитации и подготовил другую статью «Пневматический мозг», и она ждала своей очереди, когда нас пригласили сотрудничать в «Комсомолку».