Михаил Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

Ваша Брунгильда» .

С этой минуты брак казался несомненным. В Берне, на вилле подруги Елены, Арсон, была отпразднована помолвка влюбленных. Почти целую неделю провели они там в полном счастье. В эти именно дни Лассаль открыл Елене свои планы насчет будущего. Он имел в виду достигнуть высшей ступени, до которой только может добраться человек, не будучи в состоянии сделаться королем: он надеялся стать со временем президентом «республики Германии», выбранным народом. Он мысленно уже видел экипаж с четверкою, в котором он въедет в Берлин, и диадему, которую он подарит жене в знак победы. Он сообщил также Елене о своих сношениях с Бисмарком, который старался залучить его на свою сторону. Влюбленные распрощались в лунную ночь, обменявшись самыми пламенными выражениями любви и восторга. Елена называла Лассаля «королем» и «богом», отзывалась с восхищением о его царственной красоте, орлиной отваге. Оба верили, что все отныне пойдет благополучно, так как родители должны непременно дать теперь согласие на брак.

Разочарование наступило раньше, чем можно было ожидать. Вот что писала Лассалю Елена из отцовского дома:

«Мое милое сердце, мой красивый, великолепный орел! Часу еще не пробыла я в отцовском доме и уже должна тебе сообщить столько печального! Когда я приехала, мне представили мою маленькую сестру Маргариту, как невесту графа Кайзерлинга. Счастье и довольство моих родственников по этому поводу не поддается описанию. О Фердинанд, мне больно подумать, как иначе подействуете на них мое счастье! Но все равно: в радости или в горе, я — твоя верная жена».

«Воспользовалась радостною минутою и сообщила маме о твоем близком посещении. Бедная маленькая женщина представляла себе моего прекрасного Фердинанда, как обтрепанную курицу. Встретив столь энергичный отпор, я сказала: „Слушай, мама, мне нужно с тобою серьезно поговорить. Я говорю сегодня в первый раз: хочу и исполню свою волю, как верно то, что я стою перед тобою. Мне очень жаль, что должна вас огорчить, так как вижу, что ты вне себя, но иначе поступить не могу. Будьте благоразумны и согласитесь. Когда вы его узнаете и полюбите, все пойдет хорошо и спокойно. Если же нет, то я должна буду прибегнуть к защите закона, чтобы добиться своего права и счастья“. Мать заплавала и вышла из комнаты, я же сделалась действительно твоею Брунгильдою: не дрожала, не плакала, я смотрела на твой портрет и тихо просила тебя: „Приходи, мой возвышенный, мой гордый, царственный орел, дай мне силы своим орлиным взором!“. Так я просила, и моя вера в тебя помогла мне, — благодарю тебя, мой сильный Зигфрид! Некоторое время спустя вошла мама и заявила: „Отец его никогда не примет“. Туте я спросила: „Что он имеет против Лассаля? Его политическое положение не есть ведь достаточное основание“. Она отвечала: „Не политическое, а социальное положение его, а затем история с денежной шкатулкой и его связь с графиней, и многое другое. Ты не можешь этого потребовать от папы, особенно в то самое время, когда другая дочь помолвилась с графом, чтобы он принял в свою семью такого человека“. Я сказала: „Вы не берете его в свою семью, вы даете только согласие на то, чтобы я вышла из этой семьи. Если вы этого требуете, то, как мне ни больно, — Бог свидетель, что сердце у меня разрывается на части, — я обещаю вам никогда не переступать вашего порога!“. Мама ничего не ответила, еще больше расплакалась, а когда успокоилась, обратилась ко мне с маленькой строгой речью, в которой упрекала меня, что я всегда подчинялась влияниям минуты. Она решила все рассказать папе. Папа теперь с нашим родственником д-ром Арндтом у Женевскаго озера. Бог знает, что произойдет, когда он вернется. Во всяком случае, я останусь тверда, как скала».

Это было началом трагедии. Самая страстность, с которою Елена выражала свои чувства в письмах к Лассалю, свидетельствовала, что отделявшая их пропасть слишком глубока. Вот что, например, она писала ему спустя некоторое время: «Уже половина седьмого, и ты, мой господине и бог, уже, наверно, здесь? О, мысль эта придает мне снова силы и крепость, так как мне нужно чувствовать близость и всесилие своего господина и повелителя, чтобы не отступать, чтобы не быть ребенком и по отношению к другим, как по отношению к тебе! Но я чувствую тебя и твою любовь и поэтому не боюсь ничего. Я теперь навсегда твоя жена, твое дитя, твоя вещь, которая тебя обожает. О, если бы только графиня была здесь! Сообщи мне только в маленькой записке, что ты меня любишь, так как я очень люблю тебя, Фердинанд!.. Свершилось, они говорили. Мой отец заявил, что я больше не его дочь. Бог весть, что теперь будет!».

Семейные сцены были ужасны. Жестокий отец таскал Елену по комнате за ее великолепные волосы, мать и сестры на коленях умоляли ее отказаться от безумной любви к Лассалю. Елена была в отчаянии и в одно прекрасное время, воспользовавшись тем, что за нею не следили, бежала из отцовского дома к возлюбленному. Лассаль был поражен, когда, едва прочитав приведенное письмо, увидел на пороге своей комнаты саму Елену. Она пришла, чтобы больше никогда не вернуться к родителям.

— Я несчастнейшее существо на земле! — воскликнула она, вбегая. — Возьми меня, делай со мною, что хочешь, я — твоя вещь.

Однако, вместо того, чтобы сразу достигнуть цели своих долгих исканий, Лассаль медлил. Он не хотел похищать Елену. Она должна была принадлежать ему, как равная равному, без уловок, обманов, без насилия. Лассаль взял ее за руку, но не для того, чтобы отвести к алтарю, а для того, чтобы отправить к матери. Неблагодарные родители не были тронуты этим доказательством благородства и продолжали настаивать на своем протесте. Они совершенно заперли Елену и, заставив ее уехать, вызвали Янко фон-Раковица из Берлина для формальной помолвки. Этот Янко продолжал любить Елену по-прежнему и, конечно, тотчас же простил ей поступок с Лассалем. Елена оборонялась, но не могла устоять против энергии родителей. Какие только доводы ни были пущены в ход! Ей говорили, что брак с Лассалем будет унижением для семьи, одна из дочерей которой вышла за графа; что Лассаль находится в сношениях с графиней Гацфельд, которая никогда его не покинет, и т. д. Все эти доводы нашли благоприятную почву, так как сама Елена чувствовала себя оскорбленной поведением Лассаля, который, по ее мнению, не должен был отводить ее обратно к родителям. В конце концов она написала ему письмо, — конечно, под диктовку отца, как она сама призналась впоследствии, — в котором просила забыть ее.

«Милостивый государь! — было сказано в этом письме. — Помирившись в глубоком раскаянии по поводу совершенных мною поступков со своим женихом, г-ном Янко фон-Раковицем, и снова приобретя его любовь и прощение, а также известив вашего адвоката г-на Гольтгофа в Берлине, заявляю вам добровольно и с полным убеждением, что о союзе между нами никогда не может быть и речи, что я отказываюсь от вас во всех отношениях и твердо решила питать вечную любовь и верность к своему жениху.