Николай Муравьев-Карсский - Собственные записки. 1811–1816

Что было делать с этим сумасбродом? Мы с Даненбергом уехали, Кроссар же до самых сумерек скакал с квартирьерами по полю, по деревням и не мог с ними объясниться, потому что не знал по-русски. Уже мы слышали трубы приближающейся конницы, а лагерь еще не был разбит, и мы бы остались виновными в глазах великого князя; но, к счастью нашему, Курута вперед приехал. Мы ему рассказали причины, помешавшие нам исполнить свой долг, и показали ему Кроссара, еще бесновавшегося по чистому полю. Конницу успели поставить без квартирьеров; великий же князь, не доходя места, своротил с дороги и поехал в назначенное для него селение. Это было октября 3-го дня.

1-го или 2-го числа на полях Лейпцига происходили сильные кавалерийские дела, в которых участвовали наши и прусские войска, причем пехоты вовсе не было ни с той, ни с другой стороны. [164]Конница с обеих сторон смешалась и в тесноте рубилась. Уподобляли битву сию сечам древних.

Бывший адъютант великого князя, Конной гвардии полковник князь Кудашев, командуя отрядом, был партизаном; он был ранен в сих делах, отчего и умер. О нем много сожалели.

3-го числа ввечеру получена была диспозиция к генеральному сражению от Барклая де Толли. Радость была всеобщая. Наполеон собрал около Лейпцига свою армию, в коей считалось до 150 тысяч человек, в том числе много артиллерии и довольное количество конницы. Наша диспозиция к атаке, вероятно сделанная австрийским фельдмаршалом Шварценбергом, была такая же, как под Дрезденом, т. е. мы окружали с трех сторон неприятеля и одержали под Лейпцигом победу только оттого, что у нас было 300 тысяч под ружьем; но так как многие корпуса опоздали прийти в назначенное время и русские, прежде всех прибывшие, остались без связи с прочими войсками, то неприятель, сначала атаковавший нас, едва было не разбил нашу армию. Общая линия наша занимала около двадцати верст в длину, почему неприятелю удобно было ударять со всеми силами своими в слабейшее место, что и случилось 4 октября.

По диспозиции Шварценберга, линии наши имели фигуру подковы, коей левый фланг с юга был занят австрийским корпусом под командой генерала Коллоредо; к нему справа примыкал Витгенштейн, к Витгенштейну гренадерский корпус Раевского, за ними стояли великий князь и Милорадович с резервами; к Раевскому примыкал прусский корпус генерала Клейста, к Клейсту австрийский корпус генерала Бубны, подле Бубны стоял граф Бенингсен с восточной стороны; после него находился казачий корпус Платова под командой генерал-майора Кайсарова, при коем состоял брат мой Александр. К Кайсарову примыкала прусская армия под командой генерала Блюхера с северной стороны, а подле Блюхера стояла, на самом конце правого фланга, шведская армия под начальством наследного принца шведского Бернадота, у коего была одна английская артиллерийская рота не с орудиями, но с вновь изобретенными конгревовскими ракетами, которыми они надеялись истребить французскую армию.

Витгенштейн и Раевский первые пришли на свое место 4 октября и вступили в дело против всех сил неприятеля, невзирая на то, что к флангам их еще не примкнули союзные войска. Вскоре к Витгенштейну из нашего резерва послали в подкрепление легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию и гвардейскую артиллерию.

4 октября великий князь и Милорадович выступили с резервами и стали приближаться к полю сражения. Сперва увидели мы вдали дым от орудий, потом услышали гром их, и нас остановили верстах в трех, не доходя места, назначенного нам в сражении. Мы стояли в колоннах, конница и пехота, на обширной равнине. От происходившего сражения отделяла нас болотистая вязкая речка, через которую был только один худой мостик.

Государь с главной квартирой, имея в конвое лейб-гвардии Казачий полк, прибыл к корпусам Раевского и Витгенштейна, которые дрались, и остановился за оными на высоте, подле старого редута, построенного еще шведским королем Густавом Адольфом, в Тридцатилетнюю войну тут же сражавшимся.

Перед Витгенштейном и Раевским было небольшое озеро или пруд, на правой стороне которого находилось селение Госсе (Hosse), занятое нашими стрелками. Через сей пруд была переправа в одном только месте, по весьма дурному мостику; за сим мостиком равнина несколько возвышалась, и возвышение сие было занято неприятелем. Впереди мостика поставили 60 орудий гвардейской артиллерии нашей, подкрепленной несколькими баталионами пехоты и легкой гвардейской кавалерийской дивизии. Эта артиллерия долго уже действовала, как она была внезапно атакована массой конницы.

Наша конница не могла устоять против столь превосходного числа и была опрокинута. Артиллерия, имея в тылу озеро, не могла отступить и вся осталась в руках у неприятеля, который начал уже рубить артиллеристов. Раевский был ранен, но, невзирая на то, перевязался и остался в сражении. Ермолов переехал было за пруд, не имея при себе никаких войск, ибо дивизия его стояла с резервами; но, видя общее поражение, ему ничего не оставалось более делать, как самому спасаться. Он поскакал назад и на мостике едва не был сброшен в воду ящиками, которые на оном теснились, так что он с трудом успел добраться до своего места.

Между тем государь, который находился в опасности быть схваченным, послал конвойный лейб-казачий полк свой в атаку. Казаки храбро ударили на неприятельскую конницу, опрокинули ее, отбили орудия, дали время разбитой нашей коннице оправиться, также и пехоте, которую сильно было помяли, и преследовали французов до картечных выстрелов неприятельской артиллерии, причем лишились они полковника Чеботарева.

3-я кирасирская дивизия успела прискакать и сделала несколько атак, которые способствовали к восстановлению сражения; но была минута, в которую все на волоске держалось, и мы потеряли первую позицию свою за озером.

Государь, видя тесное положение, в котором находился Витгенштейн, послал великому князю приказание немедленно подвинуться с резервами вперед. С сим приказанием приезжал товарищ мой Щербинин-старший.

Мостик, через который нам следовало перейти, был загроможден орудиями, ящиками и ранеными, так что нам не оставалось другого пути, как проходить болотом. Пехота кое-как перебралась и выстроила баталионные колонны впереди редута Густава Адольфа; но кирасирам не так легко было это сделать. Они быстро двинулись с места, рассыпались и с большим трудом переправились поодиночке через болото, в котором увязли. Но наконец и они, переехав, выстроились за гвардейской пехотой.

Селение Госсе было немедленно занято гвардейской егерской бригадой, т. е. лейб-гвардии Егерским и Финляндским полками. Тут полки сии потеряли много офицеров. Неприятель, увидев вновь прибывшие силы, несколько отступил, но продолжал сильную канонаду, причинившую урон в наших гвардейских колоннах. Под вечер великому князю вздумалось подъехать ближе к озеру и выстоять довольно долгое время под сильным пушечным огнем; с ним были Олсуфьев, Даненберг и я. Удивительно, что тогда никого из нас не задало. Константина Павловича нельзя назвать ни храбрым, ни трусом: когда он не в духе, то не отъедет от своей Конной гвардии; когда же в духе, то охотно суется в огонь. 4-го числа ввечеру из свиты его были ранены один прусский и один австрийский офицеры.