Николай Муравьев-Карсский - Собственные записки. 1811–1816

Между тем как Витгенштейн наступал на Пробст-Гейду, резервную конницу нашу подвинули несколько вперед; она стояла, как 4-го числа, под сильным пушечным огнем без действия: обыкновенная участь резервов, которые ударяют только в крайней опасности или тогда, когда хотят решить сражение. Мы некоторое время терпели от неприятельской артиллерии, которая стояла по сторонам от Пробст-Гейды; но после мы поставили свою артиллерию и стали действовать по орудиям неприятеля, нанося им большой вред.

Все три государя остановились со своими главными квартирами на небольшом бугре, откуда смотрели на сражение.

Нам несколько способствовал к победе поступок виртембергского генерала, который во время сражения перешел от Наполеона со своим корпусом на нашу сторону, за каковую измену он был заточен в крепости своим королем, по поступлении уже сего последнего в наш союз. [165]

При наступлении ночи, после огромного урона, мы еще не обладали селением Пробст-Гейдой. Курута послал меня в темную ночь с одним казаком для отыскания на всякий случай проводников. Я поехал назад, сам не зная куда, и приехал в селение Либерт-Волковиц, которое еще догорало и в коем кроме убитых и раненых никого не нашел. Я продолжал путь свой и прибыл наконец к какому-то загородному дому, в котором было также множество раненых. Тут я нашел каких-то двух дворецких, которых захватил, привязав на чумбур, [166]и повел их к Куруте.

Но трудно было отыскать квартиру великого князя. Огням конца не было видно; я долго шатался по лагерю и слез отдохнуть у одного прусского огня. Я не надеялся прежде рассвета найти квартиру Его Высочества, как увидел за огнем какой-то красный лик, среди морщин коего сверкали из-под густых седых бровей совиные глаза. Огонь бивуака отражался на обширной лысине этой головы. Вглядевшись в густые, белые, серебристые усы и бороду, осенявшиеся горбатым носом, я узнал командира прусской гвардейской конной артиллерии. Старик был мне очень рад, дал поужинать и показал квартиру великого князя, которая вблизи находилась в каком-то замке. Я разбудил Куруту, представил ему своих проводников и, отыскав Даненберга, постлал подле него свою шинель и уснул.

6-го числа убит генерал-майор Шевич, командовавший легкой гвардейской кавалерийской дивизией. Из офицеров квартирмейстерской части ранены капитан Мандерштерн, состоявший при сей же дивизии, и прапорщик Бурнашев, находившийся при 1-й кирасирской дивизии. Потеря со стороны союзников могла состоять из 40 тысяч или более; со стороны неприятельской надобно ее полагать до 80 тысяч, в том числе и те, которые в плен взяты после сражения. Французы лишились сверх того большого количества орудий. [167]

7 октября узнали, что неприятель оставил селение Пробст-Гейду ночью и выступил из Лейпцига в большом беспорядке. Генерал-майор Ланской, командовавший русским отрядом в армии Блюхера, старался ворваться в город. Блюхер туда же напрягал все свои силы. Мы, наконец, заняли Лейпциг, где захватили у французов множество артиллерии и обозов. Польский генерал Понятовский, переправляясь при ретираде через реку Эльстер, утонул. Государь въехал, как говорили, со стрелками в город, в котором оставался. Несчастный саксонский король без царства; он хотел оставаться верным Наполеону и пожертвовал для сего народом своим, ибо союзники в Саксонии обходились с жителями, как в неприятельской земле. Видя, что ему более ничего не оставалось делать, он просил у государя свидания, но государь отказал ему в сем и приказал отвезти его в Берлин, где он находился во все время войны. Саксонский баталион, составлявший его караул в Лейпциге, отдал государю честь. В Саксонии поставлен был военным губернатором князь Репнин, [168]и сформированы были саксонские полки и ополчения, которые участвовали в осадах французских крепостей на Рейне.

Наполеон отступил из-под Лейпцига с разбитой армией по дороге к Вейсенфельсу.

7-го числа мы лишились в воротах города достойного штаб-офицера Преображенского полка полковника Рахманова, о котором упомянуто в первой части сих записок. Он командовал отрядом казаков и был в числе тех, которые прежде других хотели ворваться в Лейпциг. Рахманов уже был в воротах города, когда его убило пулей.

7 октября, когда великий князь узнал об отступлении неприятеля, он поскакал со своей свитой в Пробст-Гейду, где представилось нам ужасное зрелище. Я никогда не видел такого множества раненых и убитых, собранных в одном селении. Витгенштейновы солдаты давно уже ходили между ними, топтали их, раздевали и докалывали без всякого сожаления. На поле места, которые были заняты французскими батареями, означались побитыми лошадьми, подбитыми и брошенными орудиями, которых неприятель не мог увезти.

Лейпциг был у нас в виду, и мы надеялись отдохнуть в нем, но не удалось, ибо вскоре получена была диспозиция идти с поля сражения влево через Пегау и Наумбург, дабы служить резервом австрийскому корпусу генерала Юлая (Giulai), который должен был отрезать отступление неприятелю к Ауерштеду.

Перед выступлением я встретил Муромцова около маркитантов; мы вместе позавтракали, и я по неосторожности выпил лишнее, так что на лошади качался. Однако я приехал к огню, у которого великий князь завтракал, и имел смелость в таком положении стать еще против Его Высочества и с ним отзавтракать. В таких случаях первая мысль приходит в голову, чтобы показаться исправным и всех разуверить в подозрении на свой счет. Эта самая мысль и придает хмельному смелость. Не знаю, удалось ли мне в сем случае или великий князь и Курута из снисхождения промолчали; только я поел как должно и ушел благополучно.

Даненберг получил приказание от Куруты ехать вперед в Пегау для занятия лагерного места. Я с ним вместе поехал, но как нас поздно отправили и войска поздно выступили, то все прибыли в Пегау ночью и не успели сделать распоряжений для занятия лагеря.

Продолжая поход, мы 8-го числа пришли на ночлег в город Наумбург; неприятель шел близко от нас в правой стороне, и разъезды наши приводили много пленных, потому что часть французской армии разбрелась после поражения под Лейпцигом.

9-го числа мы выступили весьма рано; густой туман покрывал все поле. Нам назначено было соединиться с Юлаем и вступить в бой для преграждения пути неприятелю. Мы уже довольно далеко отошли от Наумбурга, но не находили Юлая, почему великий князь приказал резервам остановиться на большой дороге близ одной разоренной корчмы, в которой он заметил несколько австрийских офицеров. Корпус Юлая в сем месте был расположен на полях по сторонам от дороги. Туман мешал нам видеть союзное войско. Великий князь рассердился, узнав, что Юлай сам в этой корчме и еще с ночлега не подымался. Он послал Куруту с приказанием заметить ему медленность, с которою он двигался.