Николай Муравьев-Карсский - Собственные записки. 1811–1816

Шиндлер не остался без обыкновенных своих проделок. Он поскакал один к неприятельским фланкерам и, приметив двух из них, у которых были хорошие медвежьи шапки на головах, напал на них, обезоружил, схватил и привел к великому князю, но взял при том осторожность заблаговременно спешить их, чтобы воспользоваться лошадьми. Великий князь, расспросив пленных, приказал Шиндлеру отвезти их, но едва они несколько отошли, как лишились своих шапок, которые пошли Шиндлеру на чушки; лошади же их были им немедленно проданы.

Шиндлер также привел в плен одного французского офицера Лафонтена (Lafontaine), который был адъютантом у французского дивизионного генерала Жирарда (Girard). Однако Лафонтен объяснил великому князю, что он по своей охоте перешел к нам. Этот Лафонтен родился в Москве, где он до 10-летнего возраста воспитывался и после уехал во Францию. Он хорошо знал по-русски, человек же был безнравственный. Все его шалости отзывались пошлостью и подлостью. Наружность его была молодецкая. По изъявленному им желанию его приняли в нашу службу ротмистром в лейб-гвардии кирасирский полк Ее Величества, в котором офицеры не решались сделать неудовольствия человеку, поддержанному Его Высочеством, тогда как Лафонтен оскорблял их своим обращением и имел даже влияние на полкового командира. Лафонтен получал содержание свое от великого князя, который платил и за его мотовство. Он не нес иной службы по полку, как только ездил с фуражирами и бесщадно грабил даже во Франции, когда мы перешли Рейн. Лафонтен с особенным увлечением домогался колотить австрийцев и даже их офицеров. Бывало, где он только завидит на стороне белые австрийские мундиры, то немедленно отправлялся туда с кирасирами, и без всякой причины бивал чем ни попало цесарцев, которые терпеливо переносили побои там, где они не в силах были сами бесчинствовать. Порядком помотавши на счет великого князя, Лафонтен, по прибытии нашем в Париж, вышел в отставку и определился снова во французскую службу. При отставке ему подарили лошадь и денег, и он продолжал гулять на наш счет в Париже, насмехаясь милостям Константина Павловича.

4-го числа сражение прекратилось с захождением солнца. Ввечеру пошел дождь. Я забрался ночевать в какой-то сарай на соломе и, на другой день проснувшись, неожиданно увидел вылезающих из-под меня нескольких раненых солдат, которые до меня забрались в солому и провели ночь подо мной.

5-го числа рано поутру войска стали в ружье на поле сражения и провели целый день на дожде подле разоренного редута. Кроме нескольких ружейных выстрелов между стрелками ничего не происходило. Мы дожидались прибытия союзных войск, которые пришли около полудня. Коллоредо занял наш левый фланг, а Клейст правый; к сему последнему пристроился и Бубна.

В этот день был убит адъютант Милорадовича Акулов, о котором я прежде упоминал, – хороший молодой человек и исправный офицер; он из любопытства подъехал слишком близко к неприятелю и был изрублен.

Настоящее сражение под Лейпцигом, решившее судьбу Европы, произошло 6 октября. В этот день бездействие продолжалось до полудня, когда мы заметили почти по другую сторону Лейпцига выстрелы Блюхера. Наполеон был принужден вывести против него значительные силы, а от нас прикрылся конницей, которую растянул по высотам, заняв массами пехоты селение Либерт-Волковиц (Libert Wolkowitz), находившееся среди его линий, впереди селения Госсе и против позиции корпуса генерала Бубны. Другое селение Пробст-Гейда (Probst-Heyda), лежащее верстах в трех впереди Лейпцига по большой дороге, было также занято колоннами французской пехоты с сильными позади резервами. Многочисленная артиллерия охраняла с обеих сторон фланги сих деревень. Австрийцы начали атаку, и Коллоредо скоро взял селение, перед ним лежащее. Говорили, что великий князь при сем случае лично повел австрийский гренадерский баталион на штыки в селение; но я сего не видел, потому что я был в то время занят при движении наших колонн, которые подвигались вперед по мере того, как неприятель отступал.

Генерал Бубна атаковал Либерт-Волковиц, в котором французы упорно держались, но, наконец, число превозмогло храбрость, и Бубна занял Либерт-Волковиц, потеряв в оном множества народа. Тут всего более действовали австрийцы, они одолели неприятеля только часа за два до захождения солнца. Они впоследствии без ужаса не вспоминали о сем месте и, коль скоро разговор шел о Лейпцигском сражении, то у них слово было Либерт-Волковиц.

Между тем Раевский, Витгенштейн и Клейст, занимавшие центр, быстро подвигались вперед густыми колоннами и вышли на большую дорогу к Лейпцигу. Наши резервы шли вслед за ними и остановились на большой дороге подле берега, в полуверсте или ближе от селения Пробст-Гейды, в котором были собраны последние силы Наполеона для защиты Лейпцига.

Дорогой наехали мы на раздетое догола тело убитого лейб-казачьего полковника Чеботарева; он имел в боку рану картечью. Казаки узнали его и тут же похоронили.

По мере того как мы приближались к Лейпцигу, растянутые силы наши стали собираться, и линии сгущаться. Обширная равнина покрылась нашими войсками, а интервал, находившийся между нашим правым флангом, Кайсаровым и Блюхером, наполнился корпусом Бенингсена, который только что пришел из-под Дрездена. Многочисленные колонны его тянулись к нам чрез гору, наводя ужас на неприятеля, который не был более в силах против нас держаться. Бенингсен, спустившись с высот, примкнул к нам, выстроился и выставил свою артиллерию.

Витгенштейн, который находился впереди всех, хотел штурмом взять селение Пробст-Гейду и сделал несколько атак, но неприятель удержался в селении, и нам не удалось.

По чьему-то безрассудному приказанию Псковский кирасирский полк был послан в Пробст-Гейду для вытеснения оттуда неприятельской пехоты. Храбрый полк этот проскакал деревню насквозь, потерял много народа и, не причинив французам никакого вреда, выехал на неприятельскую сторону, где встретил их резервы и принужден был возвратиться без всякого успеха. Наконец, приступили к решительной атаке Пробст-Гейды.

Витгенштейн подошел к селению со всей своей пехотой и вступил в дело, а Клейст поддержал его. Каждый двор, каждый сад брали приступом; несколько раз удавалось нам овладеть селением, но нас опять вытесняли из оного новыми подкреплениями, которыми усиливались французы.

Жаркий происходил бой в Пробст-Гейде, где с нашей только стороны участвовали два русских корпуса под командой Витгенштейна и третий прусский под командой Клейста. Убитых и раненых было несметное число, и так как австрийцы, называя Лейпциг, вспоминают о Либерт-Волковице, так и нам вспоминается Пробст-Гейда, где мы много пролили крови и где окончательно решилось Лейпцигское сражение.