Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917
- Название:Письма с фронта. 1914–1917
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Кучково поле»b717c753-ad6f-11e5-829e-0cc47a545a1e
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9950-0170-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917 краткое содержание
В данном издании впервые публикуются фронтовые письма выдающегося русского военного философа и теоретика, геополитика, востоковеда и географа, героя Первой мировой войны Андрея Евгеньевича Снесарева (1865–1937). В его письмах представлена широкая панорама исторической драмы народа и армии в годы великой войны. Это удивительные документы, исключительно правдивые, окрашенные чувствами и мыслями ученого-энциклопедиста, непосредственного участника, наблюдателя и аналитика бурных исторических событий. Письма представляют интерес для профессиональных военных, историков и всех, кто не равнодушен к истории нашего Отечества, жизни и творчеству его выдающихся деятелей, к числу которых, несомненно, относится А. Е. Снесарев.
Письма с фронта. 1914–1917 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В один из эпизодов боя батальон не пошел на позицию, которая была оставлена другими, и горсть офицеров одна удерживала верстовую позицию, пока не пристыдили «православных». В другой – офицеры, будучи не в силах уговорить людей, выстроились впереди в шеренгу (по другой версии, солдаты поставили это условием, иначе, мол, мы не пойдем), пошли в атаку и… одиноко погибли: масса осталась в окопах. Конечно, все это не запротоколировано, это, если угодно, «слухи», но слухи вернее других достоверных фактов. 18.VI я весь день пробыл на наблюдательном пункте (точнее, я был все время вне его, чтобы лучше видеть, под всяческим огнем), и по всему тому, что я наблюдал, я могу сказать, что слухи говорят о фактах, и случаи служения офицеров родине были еще драматичнее, еще выше… И рядом с этим на страницах газет другие работники: об них вспоминают, им курят фимиам. Сегодня, моя роскошь, надеюсь получить от тебя еще письмо. Давай, золотая женушка, твои глазки и губки, а также наших малышей, я вас обниму, расцелую и благословлю.
Ваш отец и муж Андрей. Целуй Алешу, Нюню, деток. А.
Не забывай писать о Тане: Осип спрашивает и волнуется. А.
Дорогая моя женушка!
Вчерашний день пропустил, так как в часы писанья я был позван на корпусное совещание, которое продолжалось 4 часа. Пыльные дни сменились у нас сегодня влажным днем; почти весь день кропит дождь, переходя порой в сильный; мы вздохнули свободнее, а то пыль нас прямо заела. Позавчера у меня здорово болела голова, думаю, просто от переживаний, волнующих ум и сердце. Сейчас получил твое письмо от 15.VI, а вчера – от 16.VI. Письма твои хороши и спокойны, от них веет кое-какими надеждами. Ты, может быть, и права, так как если в стране мы подходим к гребню девятого вала (в Киеве непрерывные бунты, обыски, кулачные расправы и стрельба; в Петрограде и Москве солдатские движения, Кронштадт выгнал следственную комиссию и т. п.), то с другой стороны пробуждаются движения, ведущие к покою или хотя бы имеющие его в виду… частным образом много говорят о всеказачьем съезде в Новочеркасске, о съезде по выбору московского митрополита и т. п.
Я забыл тебе сказать главное: сегодня получил телеграмму от Архангельского: «Дармия Начдив 159 пехотной Генералу Снесареву Приказом 15 июня Вы пожалованы Георгием 3, поздравляю 17450. Архангельский».
Ты поймешь, моя золотая женушка, как я воспринял эту весть. Из начальников дивизий я, может быть, чуть ли не единственный кавалер Георгия 3-й степени, или нас отдельные единицы. Моя радость была бы в 10 раз более сильной, если бы обстановка была ласковее, но и за всем тем сердце мое преисполнено веселым жизнерадостным настроением. Воображаю, как обрадуется Сергей Иванович, который моей награды ждал с неменьшим нетерпением, чем я сам. Ну, об этом пока довольно.
Сегодня шлю телеграммы тебе, Архан[гельско]му и благодарственную в 64-ю дивизию. Куда делся Люткевич и кто такой этот полковник Попов, сказать тебе не могу… чтобы быть произведенным в генералы, он слишком молод. Может быть, его тянет Гутор, всегда к нему раньше благоволивший. Думаю, что на твое письмо ты получишь полные ответы.
Сейчас после дождя заиграло солнышко, и я из своей землянки выполз наверх к столику, за которым обыкновенно я и работаю. Кругом меня обыкновенно гудят православные, из тех, что нужны штабу: телефонисты, телеграфисты, рассыльные, полицейские и т. п. Хотя это народ и более культурный, но «мать» ими нет-нет да и культивируется, и тогда раздается голос твоего супруга, возвращающий горячих людей к норме. И как я не люблю эту «мать», хотя боготворю идею и благоговейно чту память меня родившей: шум может стоять адский – я пишу и занимаюсь, как ни в чем не бывало, но вот прозвучало слово «мать», и я весь встрепенулся, вскочил, нашел виновного и подвергаю его ругани и насмешке. Твоя жанровая картина об Ольховатке удивительна, я хохотал, хохотал и Ник[олай] Фед[орович], которому я читал относящиеся строки. Бабы народ прочный и довольно консервативный, их появления на сцену «товарищи», очевидно, не рассчитали, и оказалось, что против бабьего митинга или сборища они совершенно бессильны. Разогнать их пожарной кишкой, а тем более пулей (да баба наша посмелее нынешнего воина: ее не запугаешь) не позволяет статья (такой-то номер) их партийного трафарета – надо людей убеждать разумным словом, а повести бабу на классовых интересах, на ненависти к буржуям или вообще на социалистических помочах – так ведь баба слишком разумна и практична, как мать, домоседка и собственница (все таки печка да горшка два есть), чтобы попасть в товарищеские шоры, да сверх того ее к этому и не готовили. Вот она теперь и разошлась: в деревне вышибает мужика, в Киеве осматривает дома и проверяет запасы.
Поворот в мыслях замечен, и крупный; пока отмежевались от анархизма и большевиков – поняли, что это что-то недостаточно разумное и чистоплотное, а затем сдвинутся еще правее, т. е. к той середине, которая и будет мудрой и которая выведет страну из переживаемых кризисов и анархии. В это надо веровать, иначе нельзя жить. Сейчас солнце стоит над самым горизонтом (19 ч 15 м.), и кругом страшно хорошо: пыли нет, зелень омыта, воздух прозрачен. Я думаю о своей женке, которая упорно думает о лучших днях, в них верует и не сдает ни на йоту в глубине своих крепких надежд. Если бы знала, моя единственная радость, как часто мыслью я лечу к этому прочному миросозерцанию моей женки, цепляюсь за него и в нем вижу крепкий фонарь для моих взбудораженных дум и предположений. С политикой я справляюсь – это все глупость, но с экономикой, с ее ходом и ее железными законами мне порою очень трудно бороться – тут ни фантазия, ни мои надежды не помогают… тут я просто боюсь, хотя я и тройной георг[иевский] кавалер. Чтобы мне Ейке не писать лишнее письмо, черкни ей на листочке бумаги две-три фразы и представь все это за письмо от отца… соберусь – и напишу. А мальчикам скажи, чтобы они меня не забывали и писали бы. Сейчас получены сведения, что около Станиславова у нас хороший успех: взяты Галич и несколько деревень… слава Богу. Может быть, это приподнимет и оживит нашего православного! Как он полюбил жизнь!
Давай, моя радость, твои губки, глазки, всю (осторожненько), а также наших малых, я вас обниму, расцелую и благословлю.
Ваш отец и муж Андрей.Целуй Алешу, Нюню, деток. А.
Начинают от полков поступать поздравления. А.
Дорогая женушка!
Вчера я написал тебе большое закрытое письмо (вместо такового от 26.VI), а сегодня пишу открытку, чтобы войти снова в четные дни. Сегодня с утра в течение 6 часов обходил окопы некоторых из своих полков и часам к двум возвратился домой. Чувствую себя физически хорошо. Только офицеры подаются, как свечи, запаленные с двух концов. Как раньше я любил с ними побеседовать в окопах или выпить чайку мимоходом в его землянке (помнишь мои описания), теперь я это стараюсь делать, но наши беседы отзываются грустью и вся обстановка – траурна. Собираю все свои духовные силы, чтобы внести бодрость и успокоение. В районе Станиславова – крупный успех, и это нас веселит несказанно. Твое последнее письмо говорит о твоем возвращении в комнату вместе с Ейкой… Это лучше, хотя я уже привык и к вашим сожителям. Сегодня еще почти нет, но на твое письмо надежду еще не потерял. Давай, золотая, твои губки и глазки, и наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю. Ваш отец и муж Андрей.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: