Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917

Снесарев был отправлен в печально знаменитый Соловецкий лагерь – СЛОН. Но и там он продолжал размышлять о войне, просил разрешить ему продолжить работать над «Огневой тактикой». По личному фронтовому опыту в годы Первой мировой войны и глубокому знанию тенденций развития оружия А. Е. Снесарев хорошо понимал, какую большую цену придется платить народу за огрехи в тактической подготовке войск к грядущим военным событиям. Вопросы тактики крепко запали ему в душу, о чем он много раз писал в дневниках и письмах: «… если тактика, то ряд глупостей, а значит и ненужных жертв… » (из письма 9 ноября 1915 года).

В 1934 году Андрей Евгеньевич тяжело заболел, семье было разрешено забрать его домой. Но от болезни он не оправился и 4 декабря 1937 года умер. Похоронен Андрей Евгеньевич Снесарев на Ваганьковском кладбище. 22 декабря 1973 года от Министерства обороны СССР на его могиле был установлен монумент.

Диапазон одаренности А. Е. Снесарева поражает своей широтой. При всем этом следует подчеркнуть, что он был прежде всего профессиональным военным. Именно под военно-профессиональным углом зрения он рассматривал многие вопросы. Постижение войны требовало ее всестороннего рассмотрения, глубоких и обширнейших знаний. Андрей Евгеньевич ими обладал, непрерывно наращивал и адресно применял. Крупнейший военный теоретик и военный философ XX века, заслуживающий того, чтобы стать для русских и всех граждан России тем, чем являются для китайцев Сунь-цзы, а для немцев К. Клаузевиц, до сего времени остается мало известным даже среди военных профессионалов. Для заграницы он мало интересен, так как слишком русский по характеру и устремлениям человек, а там благосклонно относятся только к европеизированным и американизированным русским.

Длительное забвение Снесарева на своей родине – тяжелый и прискорбный случай. О причинах уже говорилось. Когда это имя было реабилитировано (1958), исследование биографии и творчества Снесарева велось только отдельными энтузиастами и должного общественного резонанса пока не получило.

Имя А. Е. Снесарева заслуживает того, чтобы быть в ряду тех, кем могут и должны гордиться граждане России независимо от переменчивых политико-идеологических пристрастий и симпатий. Именно благодаря таланту, трудолюбию и беззаветной любви к своему Отечеству таких людей оно продолжает существовать, несмотря на разрушительные революционные перестройки и реформы, которым его с остервенением подвергают то левые, то правые радикалы, опираясь на активную поддержку и помощь явных и лицемерных недоброжелателей России.

Жизнь А. Е. Снесарева была всецело посвящена своей Родине, безопасности и благополучию ее народа. Для него не стоял обывательский вопрос, что ему дала Россия, чем она ему обязана. Он не искал собственного обустройства вне России, поэтому для него на первом месте всегда были проблемы ее обустройства. Для него существовал только один вопрос: как лучше выполнить свой долг перед Отечеством, как защитить его от внешних посягательств и предупредить, уберечь соотечественников от безответственных действий, разрушающих свою же государственность и общественность.

Такие цельные одаренные натуры как А. Е. Снесарев – не частое явление в истории любого народа. Они составляют предмет его гордости и достоинства, являются свидетельством сохранения в нем нравственных сил и способностей на великие исторические деяния.

Снесарев оставил огромное научное наследство. Оно включает несколько сот статей, десятки книг и большой рукописный архив, который хотя и не полностью, но все же сохранился благодаря самоотверженным усилиям его близких.

В фронтовых письмах и дневниках Снесарев весь как на ладони со своим внутренним миром, делами и поступками. Каждый может принять то, что ему ближе.

Дорогая Женюша!

Начинается второй день моего житья, сейчас 9 часов утра, и в окно моей комнаты смотрит на меня прекрасный день – теплый и слегка пасмурный. Хозяйки меня встретили приветливо, и вчера с одной из них я наговорился вволю. Пока живу один, так как Лев Трофимович [Думброва] поселился в другом месте. Хлопот вчера было целая масса. Начальник дивизии [8]приехал сегодня – в 3 часа дня. Много хожу по саду и думаю все о том, как скоро получат реальную форму «достоверные сведения»… Думаю и о пустяках, – сад так запущенно хорош, вблизи много цветов, которые пахнут страшно сильно, внизу речка, пробивающаяся кусками сквозь зелень… Хорошо. И только вас нет, которых крепко обнимаю и целую. А.

Дорогая Женюша!

Пишу тебе из Межибужского замка. Настала у нас горячая пора, и сегодня Легкомысленный уже в хорошей работе. Наше положение с переходом сюда вышло довольно пиковое и трудно сказать, как мы из него выкрутимся.

Я все нет-нет, да и задумываюсь о своих двух подписях. На всякий случай заяви в банке мальчику, что сидит у текущего счета, или даже твоему длинноносому знакомцу, что в мое отсутствие из Каменца по моим чековым требованиям будешь получать только ты и притом лично…

Они поймут разницу: когда я в Каменце, мою подпись надо подделывать, а когда я вне Каменца, то являются еще два случая: украсть или найти чековую книжку.

Здесь пока обо мне никаких сведений нет, сижу я один, и выходит смешно: я, предполагавший отсутствовать, присутствую, и другие – наоборот. До сих пор моих чемоданов нет, и я сплю без простыни на кровати, предоставленной мне хозяйками… подушек три (провоцируют новую кражу), а простыни ни одной. Как-то забываю сказать, да и неловко. Столовать[ся] будем в арт[иллерийском] дивизионе, и это не улыбается: молодежь (семейные едят у себя) ест просто, наскорях, абы как.

Дни стоят хорошие, хорошо и у моих старух, да у вас, вероятно, лучше. Скоро как кончающая институтка начну считать, сколько мне быть в этом самом Межибужьи. При еду домой – и первым делом отлежусь, и потом в порядок приграничные дела, а потом… сам не знаю что, будем с женкой разговаривать о разных материях – высоких и низких. Как ты себя, детка, чувствуешь? Прибавь, милая, жирку пуда на четыре… много, так хоть на четыре фунта, хоть на четыре золотника, если и это много… но только прибавь. Письмо с Колосковым получил. Наранович все про свой обход, характерная черта.

Целую и обнимаю вас всех много и крепко. Отдыхайте, правьтесь, вылеживайтесь. Андрей.

Дорогая Женюра!

Вчера из Штаба лагер[ного] сбора я попробовал тебе написать письмо, думая, что н[ачальник] д[ивизии] будет долго смотреть поле, а он через пять минут возвратился, и пришлось оборвать письмо. Это письмо тебе передаст Андрей Михайлович, он и расскажет, в каких мы обретаемся трудах и заботах. Вчера с шести на поле, а прибавь, в 6 вечера поехал с нач[альником] дивизии в автомобиле. Васька (буду так звать Легкомысленного для сокращения) кряхтит, но Сидоренко говорит, что с него как с гуся вода… приходит мокрый весь, не ест, а часа через полтора опять хватает губами то за рукав, то за ремень. Упрямство у него имеется, и порядочное, но стал ровнее, рысь лучше и ездить на нем приятнее. Вчера утром приехал Ник[олай] Алек[сеевич] и мне будет легче, все на него свалю и сам оставлю за собой дирижерство. Погода у нас больше хорошая, но бывает так душно, что случаются солнечные ударчики… меня чуть-чуть хватило позавчера, через часа полтора-два все прошло, вчера Гуславского хватило более сильно, встал из-за стола и уехал…