Бенгт Даниельссон - Гоген в Полинезии

модели Выспяньского» 22.

Обстановка в комнате Гогена на улице Деламбр явно отвечала низкой плате; вот как ее

описывал датский художник Виллюмсен: «Мастерская была пуста, если не считать

стоявшую посреди комнаты железную кровать, на которой, играя на гитаре, сидел Гоген с

женщиной на коленях. Единственным произведением искусства, которое я увидел у него,

была только что законченная деревянная фигурка на камине. Она изображала

экзотическую женщину. Возможно, олицетворяла то, что Гоген мечтал увидеть на Таити.

Ноги были не закончены. Гоген назвал фигурку «Вожделение» 23.

Женщина, сидевшая на коленях Гогена, была, вероятно, Жюльетта Уэ - бледная

худосочная двадцатилетняя швея с черными всклокоченными волосами, с которой он жил

в это время. Ему стоило больших трудов уговорить ее позировать без одежды для первой,

последней и единственной символистской картины, какую он когда-либо написал. Сам

Гоген назвал эту нарочитую демонстрацию солидарности со своими новоявленными

полезными друзьями «Утрата невинности», но потом без его ведома излишне

щепетильные люди переименовали ее в «Пробуждение весны». На переднем плане, на

горизонтальной плоскости, наполовину коричневой, наполовину темно-зеленой, держа в

руке увядший цветок, навзничь лежит Жюльетта. У нее на плече сидит лиса, а в глубине

картины через розовое поле наискось идет бретонское свадебное шествие. Чтобы понять

символику этой вещи, надо знать, что лиса - символ плотского вожделения и распутства...

в Индии. Словом, так называемое символическое содержание картины ничуть не

примечательнее того, что можно увидеть на любом аллегорическом лубке.

Потом Гоген переехал в другую комнату, более заслуживающую наименования

меблированной, на улице де ла Гран-Шо-мьер, 10, напротив ресторана «У Шарлотты», то

есть в доме академии Коларосси. Возможно, он жил там бесплатно, давая за это несколько

уроков в неделю в школе живописи. Рекомендовал его старый друг и коллега Даниель де

Монфред, который тоже обедал в ресторане Шарлотты Карон 24. Честный и обязательный

Даниель, как и Шуфф, не отличался большим дарованием и, как и тот, все бы отдал за

искру гения Гогена, перед которым оба они искренне преклонялись. Впрочем, Гоген

достаточно высоко ценил картины Даниеля, чтобы привлечь его к неудавшейся выставке в

кафе Вольпини в 1889 году. Даниель тоже искал утешения после разрыва с непонимавшей

его женой, которую где-то оставил; кажется, это он познакомил Гогена с Жюльеттой. Их

объединял также интерес к морю. У Даниеля, сына обеспеченных родителей, была 36-

тонная яхта, на которой он каждое лето ходил вдоль атлантического побережья Франции

или в Средиземном море.

Между тем самоотверженный Морис обегал все редакции и артистические кафе,

чтобы устроить статьи и бесплатную рекламу предстоящему аукциону. Его красноречие и

дипломатическое искусство принесли плоды: критики большинства ведущих газет и

журналов своевременно и подробно, на видных местах, рассказали об аукционе и

романтическом бегстве Гогена от пороков цивилизации. Самую длинную и яркую статью

написал подвергшийся особенно упорной обработке Октав Мирбо, который к тому

времени был настолько известен, что редакции, не раздумывая, печатали лишних десять

тысяч экземпляров, если в газете появлялся подписанный им материал. Для нас в

блестящей, как всегда, статье Мирбо (она появилась в «Эко де Пари») особенно интересно

очаровательное объяснение причин, которыми было вызвано героическое решение Гогена:

«Та же потребность в тишине, сосредоточенности и полном одиночестве, которая привела

его на Мартинику, побуждает его на этот раз уехать еще дальше, на Таити, в Южные моря,

где природа лучше отвечает его мечте и где он может рассчитывать на более радушный

прием, словно блудный сын, возвратившийся к родным пенатам». Мирбо превзошел сам

себя, написав вторую, не столь длинную, зато еще более хвалебную статью, которая

появилась через два дня на первой полосе «Фигаро» 25.

Гоген был в таком восторге, что попросил разрешения у автора включить первую

статью в каталог аукциона. Но, как и следовало ожидать, особенно превозносил величие

Гогена наделенный почти пророческой прозорливостью критик-символист Альбед, Орье.

Свое эссе на пятнадцать страниц в главном органе символистов «Меркюр де Франс» он

заключил громкой фанфарой:

«Но какими бы волнующими, мастерскими, великолепными ни были произведения

Гогена, они ничто перед тем, что он мог бы создать в любом другом обществе, кроме

нашего. Хочу повторить: Гоген, как и все художники-идеисты, прежде всего декоратор. На

ограниченной площади холста его композициям тесно. Порой кажется, что это лишь

фрагменты огромных фресок, готовые взорвать сковывающие их рамки.

Да-да, в этом веке, который уже на исходе, мы знаем пока только одного великого

декоратора, может быть, двоих, если еще считать Пюви де Шаванна! И однако наше

идиотское общество, где столько банкиров и ученых инженеров, отказывает этому

неповторимому художнику в возможности развернуть изумительный чепрак своего

воображения на стенах самого маленького дворца или хотя бы общественного сарая. А

стены наших классических пантеонов размалеваны пачкунами вроде Ленепьё или

академическими ничтожествами.

О власть имущие, если бы вы знали, как потомки будут вас проклинать, поносить и

осмеивать в тот день, когда у человечества откроются глаза на прекрасное! Проснитесь,

проявите хоть каплю здравого смысла, среди вас живет гениальный декоратор. Стены,

стены, дайте ему стен!» 26.

Лишь один человек резко осуждал направление, в котором теперь развивалось

творчество Гогена, - его бывший друг и учитель, убежденный и бесстрашный социалист

Писсарро. Он писал: «...оно типично для нашего времени. Буржуазия испугана и озадачена

голосом масс, решительными требованиями народа, она чувствует, что неплохо бы

попытаться вернуть народу его суеверия. Отсюда расцвет религиозного символизма,

религиозного социализма, идеалистического искусства, оккультизма, буддизма и так далее.

Гоген отлично уловил это. Я давно ждал, что враги рабочих станут на этот путь. Будем

надеяться, что мы видим предсмертные судороги этого творческого течения.

Импрессионисты - вот носители верного убеждения, они представляют искусство,

основывающееся на ощущениях, это честное убеждение».

Выставка в аукционном зале Отеля Друо открылась в воскресенье 22 февраля. Среди