Бенгт Даниельссон - Гоген в Полинезии

Герман Мелвилл (об этом можно прочесть в его книге «Тайпи») шестьюдесятью годами

раньше нашел именно то, о чем мечтал Гоген, то есть простую и счастливую жизнь среди

свободных и неиспорченных дикарей, гордившихся своей исконной культурой. Хотя

Мелвилла теперь считают виднейшим из авторов, писавших о Южных морях, мы

напрасно будем искать ссылки на него или цитаты из его книг в письмах и сочинениях

Гогена. А так как Гоген бесспорно согласился бы с панегириком своего предшественника

примитивной жизни и с его безоговорочным осуждением всех проводников западной

цивилизации, остается только заключить, что он не читал ни одной из книг Мелвилла. И

это вовсе не удивительно, потому что в начале двадцатого века Мелвилл был забыт, а

«Тайпи» вообще не переводилась на французский язык.

В Маркизском архипелаге «Южный крест», кроме Таиохае, заходил лишь в еще один

порт - Атуону на острове Хиваоа. Сюда он прибыл рано утром 16 сентября 218. Все, кто, подобно Гогену, направлялись на «каннибальский» остров Фатуива, сходили здесь и

дальше добирались на одном из небольших катеров, скупавших на островах копру для

немецкой фирмы. Бухта, на берегу которой лежит поселок Атуона, мелка и открыта

восточному пассату, поэтому суда тогда, как и теперь, бросали якорь в более защищенном

заливе Тахауку по соседству (номер 1 на карте 3). Толпа, встретившая Гогена, когда он

выскочил из прыгающей на волнах шлюпки на крутой скалистый берег, лишь в одном

отличалась от виденной им в Таиохае. Она включала молодого аннамского князя, который

учтиво приветствовал Гогена на безупречном французском языке и вызвался быть его

гидом.

Этот необычный и неожиданный гид, по имени Нгуен Ван Кам, более известный как

Ки Донг, тремя годами раньше был выслан из новой французской колонии Индокитай за

«революционную» деятельность. Благодаря счастливой оплошности в одном из

многочисленных отделов министерства колоний Ки Донг вместо Дьявольского острова во

Французской Гвиане попал в Южные моря. В первом месте ссылки, на Таити, он

почувствовал себя слишком хорошо, поэтому власти отправили его на Маркизы и

назначили санитаром; учитывая скудные медицинские познания аннамского князя, это

было карой скорее для его пациентов, чем для него самого. Как и многие националисты из

французских колоний тогда и потом, большинство своих революционных идей он усвоил,

учась во французском лицее, где горячо полюбил искусство, музыку и литературу

Франции 219. Занимался Ки Донг основательно и прилежно, это видно из того, что он даже

писал стихи по-французски. Его сочинения включают написанную александрийским

стихом «совершенно правдивую» поэму, в которой автор изображает прибытие Гогена на

Маркизы 220. В поэме полторы тысячи строк, я буду милосерден и просто скажу, что речь

идет главным образом о забавных осложнениях, которые возникли, едва женщины Атуоны

узнали о прибытии богатого холостяка-француза. Как и подобает санитару, Ки Донг

подробно описывает все болячки Гогена; по его словам, вид этих язв насторожил даже

самых бывалых маркизянок. Показательны комические эпизоды, основанные на том, что

Гоген теряет свои очки и не может отличить молодых красоток от безобразных старух.

Вскоре после приезда Гоген нанес визиты вежливости двум местным представителям

власти - жандарму Шарпийе и военному врачу Бюиссону; он познакомился с ними еще на

Таити и всегда отлично ладил. Оба приняли его хорошо, но это было ничто перед

восторженным приемом, который ему оказали постоянно проживающие в Атуоне десять-

двенадцать французских торговцев и плантаторов и столько же католических монахинь и

миссионеров. Причину понять нетрудно: все они упивались «Осами». Один из

плантаторов, бывший жандарм по фамилии Рейнер, был даже католическим депутатом в

генеральном совете, пока из-за реформы Галле не потерял свой мандат в 1899 году.

Вторым депутатом от Маркизских островов был Милло из аптеки Карделлы. Возможно,

Гоген привез рекомендательное письмо от Карделлы или Милло.

Со своими пятьюстами жителями, двумя миссионерскими станциями (тут были и

кальвинисты), пятью-шестью лавками и двумя китайскими пекарнями Атуона несомненно

была самым цивилизованным местом на всем Маркизском архипелаге. Впрочем, Гоген,

наверно, уже понял, что на Маркизах вообще больше не осталось примитивных дикарей.

Зачем стремиться на Фатуиву? Тем более что цивилизованная Атуона сулила много

преимуществ. Во-первых, у него тут явно будет много друзей, а на других островах он в

большинстве долин вообще не найдет никого говорящего по-французски. Немногие

таитянские слова и фразы, которые Гоген выучил, не могли пригодиться ему на Маркизах,

так как между маркизским и таитянским языками почти такая же разница, как между

французским и итальянским. Во-вторых, кроме Таиохае, только Атуона располагала

прямым сообщением с Таити, а это было ему очень важно, ведь он зависел от денег,

присылаемых из Европы. Наконец, едва ли не самый веский довод - здесь жил

единственный на всем архипелаге врач. И Гоген сразу решил обосноваться в Атуоне; Ки

Донг помог ему снять комнату в доме полукитайца по имени Матикауа.

Посреди поселка на главной улице был свободный участок площадью около половины

гектара, очень устраивавший Гогена, который не мог ходить далеко из-за своей больной

ноги. Лучшая лавка в городе - ее держал молодой американец Бен Варни - находилась как

раз через улицу. Оказалось, что участок принадлежит крупнейшему землевладельцу на

острове - католической миссии. (Дело в том, что туземцы, по совету миссионеров, часто

покупали себе отпущение грехов, завещая свои участки церкви, а смертность, как мы уже

говорили, была чудовищной.) Только епископ мог благословить сделку, но он в середине

сентября как нарочно был на соседнем острове Тахуата, проверял работу миссионеров.

Пришлось ждать, когда он вернется. Ожидание Гоген использовал, с умом, каждое утро он

вместе с жандармом и военным врачом посещал мессу. И когда епископ возвратился, то,

конечно, не раздумывая пошел навстречу столь праведному и благочестивому человеку.

Правда, цену он заломил безбожную - шестьсот пятьдесят франков. На счастье Гогена, он

мог позволить себе такой расход, и 27 сентября была подписана купчая 221. Проект составил

жандарм, который помимо блюстителя порядка, сборщика налогов, начальника тюрьмы,

капитана порта и руководителя общественных работ был еще и нотариусом.