Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

Так, наверное, я перебрал бы в памяти все дни, и недели, и месяцы, проведенные на войне до дня сегодняшнего, оценивая и анализируя, но мои мысли прервал монотонный гул самолета. «Это за нами», — мелькнуло в голове.

— Ребята, посадочный знак! Быстро! — крикнул я и выскочил из домика. За мной — остальные. Обгоняя друг друга, бежали мы по взлетному полю.

И вот над нами появился «Дуглас». Сделав разворот, он плавно пошел на снижение и приземлился у Т-образного знака, выложенного нами из парашюта. Все радовались как дети.

— Что это вы?! Будто самолета никогда не видели, — утихомиривал их я.

И кстати. Неожиданно, как снег на голову, из машины вышел сам командир полка Николай Иванович Новодранов. Мы даже рты раскрыли от удивления. И нашел же полковник время отрываться от дел и лететь сюда, к потерпевшему аварию экипажу! — Что молчите? Докладывайте! — приказал Новодранов.

— Здравия желаем! — опомнились мы.

— Я тоже рад, что вы будто бы в добром здравии.

— Целы и почти невредимы!

А командир тут же будто из ушата водой плеснул:

— Докладывайте, товарищ лейтенант!

Официальный тон полковника отрезвил нас. Экипаж подтянулся. Руки по швам. Я же подробно доложил о случившемся. И по мере того, как я описывал наш полет, лицо командира все более хмурилось. Но он слушал меня, не перебивал. А когда я кончил, резко проговорил:

— Неправильно действовали, лейтенант! Вам также нужно было прыгать, а не пытаться сажать горящий самолет. Ведь спасти его шансов у вас почти не было, а риск большой. — И, помолчав, добавил: — Жизнью рисковать надо разумно. Мы не имеем права погибать зря. Война только начинается...

После этих слов мы окончательно сникли. Прав командир, машину-то не спасти. А погибнуть мне было проще простого. Живым остался, считай, случайно.

Но тут Николай Иванович неожиданно улыбнулся, подошел ко мне и крепко обнял.

— Поздравляю тебя, дорогой, — сказал просто, совсем по-домашнему. А потом уже официально, насколько позволяла обстановка, сообщил: — Сегодня опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР. За образцовое выполнение боевых заданий командования вам, товарищ лейтенант, присвоено звание Героя Советского Союза. Вы, Куликов, награждены орденом Ленина. Вы, товарищи, — он повернулся к Панфилову и Васильеву, — орденом Красной Звезды.

Тут уж мы вконец растерялись. Надо было еще хоть несколько мгновений, чтобы до нашего сознания дошел смысл сказанного командиром. Мы вытянулись по стойке «смирно» и в один голос ответили:

— Служим Советскому Союзу!

Первые радостные минуты встречи на аэродроме. Поздравления. Рукопожатия. Боевые товарищи подходили один за другим. И каждый раз после очередного рукопожатия мозг сверлила одна и та же мысль: все они, друзья-однополчане, достойны звания Героя Советского Союза. Будь я командиром, представил бы любого из них. А что я — молод еще и зелен. Двадцать один год на «боевом» счету. Но коль решили так старшие товарищи, надо оправдывать доверие. Вскоре в дивизию прибыл член военного совета Московского военного округа дивизионный комиссар К. Ф. Телегин. Для вручения наград. И снова волнующие минуты. После об этом Александр Евгеньевич Голованов в своих воспоминаниях напишет так: «Первым звание Героя Советского Союза в дивизии получил двадцатилетний паренек Александр Игнатьевич Молодчий». Очень точно употреблено слово «паренек». не командир, не летчик или воздушный боец, а паренек. И все тут. Как воздушному бойцу еще надо было расти и расти. Я понимал, что стать первым среди сослуживцев Героем Советского Союза — это счастье, но еще больше — ответственность. Об этом заставляло подумать и то обстоятельство, что остались мы все же без машины. Значит, считай, сбили фашисты...

Врезались в память и слова командира полка, которые он сказал на полевом аэродроме, перед тем как поздравить нас с правительственными наградами.

Николай Иванович был для нас непререкаемым авторитетом не только по долгу службы, не только как командир. Все любили его как человека. Высокий, стройный, красивый, полковник Новодранов был всем симпатичен, более того, вызывал у нас, молодых, восхищение. Летать он начал десять лет тому назад: сначала рядовым летчиком, затем командиром эскадрильи. Во время финской кампании Николай Иванович уже командовал полком и за боевые заслуги перед Родиной был награжден орденом Ленина. Служить под его началом, учиться у него многому, и в том числе летному мастерству, было для нас настоящим счастьем.

Как командир Новодранов строг, но справедлив. Я не помню случая, чтобы он кого-то незаслуженно наказал или обидел, оборвал начальственным окриком. Перед каждым боевым вылетом он беседовал с летным составом, разъяснял предстоящую задачу и всегда предупреждал нас:

— Не лезьте на рожон. Знайте, внимательность и осторожность — составные части мужества.

И не только предупреждал — категорически требовал, чтобы каждый летчик обладал этими качествами, вырабатывал их в себе. Помнится один характерный случай.

Экипаж Андреева получил задание. Необходимо было нанести удар по важному стратегическому пункту противника. Задание как задание. По фронтовым временам — обычное. Да выполнять его надо было немедленно. А задача-то ставилась утром. Значит, на цель выходить днем.

— Под прикрытием солнца? — не удержался Андреев, когда при постановке задачи узнал, что объект охраняется несколькими поясами зенитных заграждений.

— Точно. Истребителей сопровождения нет, — сказали ему давно слышанное и хорошо уже известное.

Ушел экипаж на задание. Один ушел. А весь полк — на базе. И все ждут, переживают: «Пробьется ли? Отбомбится?» И главное, щемящее, затаенное: «Придет ли домой?»

Придет! Штаб обрадован. Поступила радиограмма, что Андреев выполнил задание и находится уже на обратном курсе.

А вот и его машина. Не видно еще ее. Но слышен такой родной и знакомый гул. Успокаивающий гул моторов. И волнующий. Идет! А вскоре появился и бомбардировщик. Пронесся над вершинами деревьев. Выровнялся над взлетной. Сел. Все, понятное дело, бросились к самолету. Вид у него был страшный. Фюзеляж изрешечен осколками, из одного крыла выдран кусок обшивки, пробиты бензобаки.

Экипаж, сами по себе знаем, устал, а улыбается. Улыбается и Новодранов. Хотя трудно вообразить, как в таком решете Андреев и его боевые друзья могли остаться целыми и невредимыми. Потому и улыбаются, радуются все.

Экипаж докладывает о выполнении задания, а командир уточняет, где получила эти тяжелые повреждения машина.

— Над целью, — следует доклад.

Потом Андреев рассказывал, что он никогда не видел, как извергается вулкан, но сегодня ощутил это над целью — будто над огнедышащей землей летел.