Николай Мордвинов - Дневники

Все-таки странная актерская природа!

Вот — хороший спектакль, и я воскрес. И готов опять терпеть и ждать. Чтобы играть Отелло, можно и нужно жертвовать. Можно терпеть — нужно терпеть. Терпение, терпение я труд, большой труд. Появится роль — и я во всеоружии.

Вот бы дождаться такого разворота страстей в пьесе на нашу современную тему?..

28/III

«В ОДНОМ ГОРОДЕ»

Мрак на душе…

Мрак на сердце…

Почему-то вспомнился Тарханов [236] Тарханов Михаил Михайлович (1877–1948) — актер, педагог, режиссер, народный артист СССР. С 1922 года до конца жизни работал в МХАТ. … Это было на вечере Горького. Мы с ним стояли на выходе. Припал он мне на грудь головой и со стоном сказал: «Тоска какая!» Ужель предсмертная?

На труппе, говорят, протестовали против назначения меня на роль Верейского (в «Законе чести» [237] Спектакль «Закон чести» А. П. Штейна был поставлен Ю. А. Завадским. Режиссер И. С. Анисимова-Вульф. Н. Д. Мордвинов играл роль академика Андрея Ивановича Верейского. В других ролях: Добротворский — Р. Я. Плятт, Оленька — Л. В. Шапошникова, Николай — А. М. Дубов, Татьяна Александровна — Т. С. Оганезова, Лосев — К. К. Михайлов. Штейна), так как с советскими ролями я-де не в ладу. Согласились, в виде страховки, назначив мне помощь в лице Темякова [238] Темяков Николай Петрович (1897–1968) — актер, заслуженный артист РСФСР. В 1923 году вступил в труппу Театра имени МГСПС, затем Театра имени Моссовета. Был партнером Н. Д. Мордвинова по спектаклям «Отелло» У. Шекспира (Брабанцио), «Трактирщица» К. Гольдони (Альбафьорита). .

4/IV

«В ОДНОМ ГОРОДЕ»

Играли все на тех подтекстах, которые выражали не существо отношений, заданных пьесой, а тему, которая волнует сейчас театр. Поэтому спектакль носил неприятный душок, может быть, и живой, но живой не от больших идей, а от мелкой повседневной ерунды.

5/IV

«ОТЕЛЛО»

Яго — Петросян.

Мелко, однообразно, неинтересно…

От такого содружества Отелло проигрывает, он становится глупее.

Играл Петросян в темпе. Последнее очень на пользу спектаклю. Говорю о темпе в спектакле все время, но не могу, видимо, убедить. «Да, конечно» — в ответ, но чтобы осуществить это — нет никаких попыток. Ю.А. сказал мне как-то, что-де, вы, актеры, живете жизнью пьесы — спектакля, ваша жизнь в роля продолжается, а у нас, режиссеров, она замирает с выпуском спектакля в свет. Что касается меня, то я бы так не поступал. Спектакль растет, развивается и не всегда в том направлении, какое ему было задано на премьере.

25/V

«ОТЕЛЛО»

Зал полон.

Первую половину играл ничего, вторую хуже. Устал, что ли. Никак не мог включиться в существо событий. Все поверху.

Кроме всего, изводит Оленин. Как начнет «мастерить», моментально все действие останавливается. Еще пока он ведет линию пьесы — терпимо, можно играть, но как действие переходит ко мне, его паузы не дают мне ходу, держат за горло, прямо убить хочется. Как начнет выписывать фразу, ну конец, садись и пережидай. Стоп-машина… Порою нет возможности перетерпеть, прерываю…

26/IV

«ОБИДА»

(Со слов Ванина.) — После прогона и совещания с дирекцией нашли, что спектакль может получиться интересный. Всех хвалят, кроме меня. Не устраивает главным образом Названов — не тянет. Что касается моего Костюшина — глуп, таких из партии надо долой, хам, грубиян, и многое другое все в этом же духе.

Мой вопрос: «А как же хвалят Костюшина у Лобанова [239] Спектакль «Обида» в Театре имени М. Н. Ермоловой (шел под названием «Большая судьба»). Постановка А. М. Лобанова. Роль Костюшина играл В. П. Лекарев. , ведь там просто кретин? У меня же он — неуч, но преданный, смелый, храбрый, сильный, заблуждающийся. Роль написана в противопоставлении одного секретаря другому, так зачем их тянуть одного к другому? Костюшин ведь не выписан умницей. Я подчеркивал его зазнайство, то, что он зарвался, что он неуч, а не его глупость. Мне не хотелось возиться с текстом, его переписывать; коль скоро пьеса утверждена, с меня снималась хоть эта забота. Я был очень рад довериться готовому и утвержденному».

Ответ: «Времена меняются, меняются требования к трактовке».

Ну раз времена меняются — надо сменить и исполнителя. Нужно назначить актера более для данной трактовки подходящего, с более нейтральными средствами.

Делать из неумного умного трудно, нужно переписывать роль. Только нужно ли?

Я «вытащил» обаяние образа, силу, я верю в него, в то, что он сможет встать на уровне требований современности.

Вымарать же: Пулея, метаморфозы, психею — это псих, все четверо немцы, елки-моталки и пр. — это значит лишить образ самобытности, юмора, отказаться от очень интересного способа рассказать о нем, как о неуче, уверенном в том, что все, что он говорит, — интересно и оригинально. Уничтожить здесь юмор — значит, превратить роль в схему. И так-то характер еле-еле намечается. Оскопить его, значит, подвергнуть экзекуции, подобной той, какая была произведена над Петровым («В одном городе»). С меня хватит.

Назначен Пирогов.

Решил, пусть лучше бранят за неправильную трактовку, чем за бездарное исполнение, тем более что я ничего путного не смогу сделать, перевернув роль хоть на голову… Тогда нужно делать другого человека.

28/IV

НА «ОБИДЕ»

Я отказался делать роль обтекаемой. Я делаю человека с отрицательными качествами (правда, не такого идиота, каким он написан), но честного, преданного партии, смелого, сильного, храброго, но не получившего образования и даже избегающего его и благодаря занимаемому положению много возомнившего о себе, зазнавшегося. Делать же на этом материале новую роль не в силах. Хватит для меня Петрова.

Меня увлекают смелые решения, яркие положения, сочные краски, да и сам я в этих случаях увлекательнее, интереснее, сильнее. А потом что же, сатирический, обличительный театр не нужен?

Я играю отрицательную роль, бичующую, разоблачающую, и смазывать вопросы, поставленные в пьесе, не стоит. Нивелируя образ, я сделаю вредное дело, пойду против существа театра — вести, воспитывать, звать или осмеять, обличить. Или «Ревизор» в нашей сегодняшней литературе несовременен? Можно предположить, что кое о чем сейчас не надо бы говорить, что лучше говорить сейчас о прекрасных качествах нашего человека, допускаю, но тогда надо и писать такие роли.

27/V

С ходу начал Верейского («Суд чести»). Темяков репетирует Верейского «слишком знакомо», а кроме того, он переведен на Потапова в «Московском характере».

Дают мне три недели…

Тридцать страниц текста…

29/V

«ОБИДА» (премьера]

Восторженный прием.

Такое количество смеха и аплодисментов!..

Сплошь восторженные отзывы. Это победа.