Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Оба, соседствующих рядом, на страницах 258-й и 259-й 47-го тома, письма написаны Лениным в начале августа 1910 года.

Первое письмо послано из Порника в Париж и адресовано Д. М. Котляренко (1876-?) – достаточно рядовому партийному работнику, с 1908 года заведующему экспедицией (то есть – отделом рассылки и т. п.) большевистской газеты «Пролетарий»:

«Личное товарищу Котляренко

1.8.10

I. Дорогой товарищ! Будьте любезны выписать нам следующие книги для редакции:

1) Отчёт фракции народной свободы за 3 сессию Государственной думы…

2) Памяти Н. Г. Чернышевского. Доклады и речи Анненского, Антоновича, Туган-Барановского и др. …

II. Далее. Насчёт доклада Вы поступили очень неосторожно, не послав заказным. Я здесь дал на почту адрес Рапопорта. Но этого мало. Пошлите тотчас заявления в Administration des postes в Pornic`е , прося, как отправитель, переслать пакет Рапопорту…

III. Насчёт „ Общественного Движения“ – говорят, что Бритман привёз его и сдал в экспедицию для меня… Вы при случае запросите…

IV.Насчёт гостей на конгрессе в Копенгагене не могу ничего сказать. Обыкновенно, кажись, пускали на хоры… Возьмите один листок из моей посылки в ЗБЦК (Заграничное бюро ЦК. – С.К .)…, там есть листок с адресом председателя местного организационного комитета

V. Прилагаю письмо для ЗБЦК. Прошу поскорее передать.

VI. А как дело с докладом? Очень, очень прошу торопить издание.

Жму руку. Ваш Н. Ленин » [563]

Второе письмо послано 2 августа 1910 года А. И. Любимову («Марку») тоже из Порника – в Париж. Это был тот самый Любимов, которого в 1904 году кооптировали в состав ЦК. Любимов «дрейфовал» в сторону меньшевизма и позднее входил в плехановскую группу «Единство». Но партия, особенно в эмиграции, состоит не только из «твердокаменных», а повседневная работа есть повседневная работа, окончательный «развод» большевиков с меньшевиками в 1910 году ещё не состоялся, и Ленин пишет:

«Дорогой М.!

Прилагаемое письмо будьте любезны отправить экспрессом Пятнице (нелегалу в России О. А. Пятницкому. – С.К .).

….Гюисманс (секретарь Международного Социалистического Бюро II Интернационала, – С.К .) запретил доклады свыше 4-х страниц… Я знаю одно: что доклад печатаем мы сами ; кто же может нам запретить сделать его большим? …Требование печатать доклад на 3-х языках мне известно давно, но раз нет денег? Что же, „запретят“ на одном языке?

Прилагаю письмо из банка, который сообщает мне счёт и требует от меня (как и всегда) письменного ответа, удостоверяющего за моей подписью, что я признаю точность этого счёта. Прилагаю сей письменный ответ…», и т. д. [564]

К слову, в постскриптуме письма Любимову Ленин пишет о расходах на посылку на VIII конгресс II Интернационала в Копенгаген до 8 делегатов и заканчивает вопросом: « Хватит ли у Вас на это из 75-ти тысяч? »

Конечно, это не значило, что на посылку делегатов из расчёта до 300 франков на делегата, надо будет «ухнуть» все 75 тысяч партийных денег, но суть вопроса понятна – может ли партия позволить себе расход здесь по максимуму, послав в Копенгаген всех допускаемых по квоте делегатов?

А вот ещё три письма, относящиеся уже к 1914 году…

Первое написано в феврале 1914 года:

«Дорогой Фёдор Никитич! Получил Ваше письмо и очень рад, что Вы устроились.

Теперь – покой, солнце, сон, еда . Следите за всем этим, сытно ли кормят?

Надо пить молока побольше . Пьёте ли?

Надо взвешиваться раз в неделю и записывать каждый раз, сколько Вы весите…

Надо ходить к местному доктору хоть раз в 10 дней… Имеете ли адрес доктора? Если нет, пишите, я разыщу.

Но главное – сон..

Пишите подробно обо всём этом.

Надя кланяется! Жму руку и желаю отдыхать хорошо.

Ваш Ленин.

P. S. Не очень ли скучаете? Если да, могу устроить Вам визиты знакомых из Женевы и Лозанны. Но не утомят ли Вас визиты? Пишите!

Есть ли ванна в Вашем пансионе?» [565].

Фёдор Никитич – это депутат IV Думы, рабочий-текстильщик Самойлов, приехавший подлечить нервы в швейцарский Монтрё. И вот Ленин из Кракова беспокоится о том, как устроен товарищ, не очень-то к «европам» привыкший.

В апреле Ленин в письме из Кракова в Берн адресуется по поводу Самойлова к партийцу Г. Л. Шкловскому:

«Дорогой друг! Вчера получил тревожное письмо от Самойлова. Ему хуже. Не спит. Скучает .

…Ужасно то неприятно, ибо мы взялись, так сказать, его вылечить. Посылаю ему сегодня рекомендательное письмо здешнего нервного врача Ландау к доктору De Montet Vevey в „Mon Repos“ (санаторий).

Видимо, надо свозить Самойлова к лучшему нервному врачу и перевести в санаторий, где был бы систематический уход и присмотр. Сделайте это пожалуйста, не стесняйтесь расходами, … ибо во что бы то ни стало надо к осени поставить Самойлова на ноги…

Говорят, скука очень вредна неврастеникам. Но как тут быть? Взять Самойлова в Поронин (мы едем туда 1.V.) или в Закопане ? Можно, но там дожди всё лето.

Пишите о результате визита к врачу…» [566]

В начале мая Самойлов сообщает Ленину, что находится в Бернском городском санатории и врач рекомендует ему физический труд. И Ленин опять пишет Шкловскому:

«Дорогой Г. Л.!

Что же не отвечаете насчёт Самойлова (непременно устройте ему физический труд – найдите крестьянина в окрестностях или огородника через социалистов…)

Привет! Ваш В.И .» [567]

Что можно и нужно сказать, осмысляя и комментируя выше приведённые письма – вполне представительные для понимания сути жизни и работы Ленина до второй русской революции?

Уже в начале своей жизни, которая рано определилась как жизнь профессионального революционера, Ленин подходил к проблеме ведения революционной работы абсолютно трезво – без патетики и деловито. Через два с лишним десятка лет после эпохи «Союза за освобождение рабочего класса», стоя во главе страны, он сказал России: «Нам истерические порывы не нужны, нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата».

Вот ради того, чтобы революцию сопровождали спокойная убеждённость и мерная поступь людей дела, а не истерические возгласы и призывы, Ленин в эмиграции и работал.

В советские годы каждый школьник знал, что когда до Симбирска дошло сообщение о казни старшего брата Александра, Владимир – ещё гимназист, сказал: «Мы пойдём другим путём!» И эти слова – явно не апокриф, то есть – нечто, сочинённое позднее…

Ленин – ещё не Ленин, а юный Владимир Ульянов, почти сразу увидел все звенья той «якорной цепи», на одном конце которой был глубоко засевший в иле истории «якорь» царизма, а на другой – тот «брашпиль», на который надо было намотать эту «цепь», чтобы снять с места застоявшийся «корабль» Российского государства и направить его курсом на социализм.