Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Это неправда . Это лживые слова жуликов, готовых обещать что угодно, лишь бы замазать то, чту есть, их особую школу, их 85 000 р. от эксов.

Если Домов отходит от „Вперёда“, то ведь Домов – учитель гимназии, обыватель, баба, а не политик. Если Алексинский „ссорился“ с Богдановым и К 0, то теперь вот, вернувшись из Болоньи, он вполне опять помирился…

Вы полагаетесь на слова и оставляете себя бессильным на деле – это значит повторять роковую ошибку…» [568]

«Домов» – это Михаил Покровский, будущий редактор серьёзного ленинского труда об империализме как высшей стадии капитализма, будущий советский академик-историк.

А Алексинский – это и есть Алексинский, бывший «товарищ Пётр» и будущий «разоблачитель» Ленина летом 1917 года. Для характеристики позднего Алексинского ещё эмигрантского образца не мешает познакомиться с извлечением из циркуляра Департамента полиции российского МВД от 7 июля 1913 года № 101901, где сообщалось о расколе в группе «Вперёд»:

«Поводом к расколу послужили разногласия, существующие между двумя лидерами этой группы – бывшим депутатом Алексинским и Луначарским. Разногласия хотя и возникли на почве культурных начинаний Луначарского и приняли внешнюю форму спора о чистоте марксизма, но в действительности носили чисто личный характер, благодаря неуживчивому характеру Алексинского, который ранее уже способствовал уходу из этой же группы известного экономиста и бывшего члена Центр. Комитета – Богданова» [569].

Вот таким путём шёл Алексинский – от амбиций к склоке, от склоки – к амбициям, а в итоге – к провокации и предательству.

Полностью письмо Ленина к Рыкову, частично цитированное выше, занимает в 48-м томе более четырёх страниц, и читать его – если, конечно, знаешь и понимаешь, о чём идёт речь, весьма интересно. Так, отвечая на сомнения Рыкова, Ленин пишет: « А насчёт осколков (будущих!!) не заботьтесь. Будем мы сильны – все придут к нам. Будем слабы, будем верить в слова, – нас осмеют, и только …».

Но и приведённого отрывка достаточно для того, чтобы увидеть, как часто даже среди заграничных большевиков только Ленин был полностью последователен и принципиален.

Любопытен и постскриптум этого письма: « Не видали ли Вы Никитича? Не втёр ли он ещё очки насчёт миролюбия „Вперёда“. Это мастер посулы давать и очки втирать » [570].

«Никитич» – это Л. Б. Красин, крупный партиец, член ЦК, а после революции – нарком внешней торговли СССР, полпред в Великобритании…

Нет, жизнь сложнее схем, и уж кто-кто, а Ленин и понимал это, и писал об этом, и вёл себя, отдавая себе отчёт в этом…

Вот отрывок из письма Инессе Арманд, написанного Лениным из Кракова в Париж в конце декабря 1913 года:

«…Глупы идиотски те люди, которые „испугались“ доверенных лиц (передовые рабочие, выделяемые для связи ЦК с местными организациями. – С.К .), как вещи, якобы „обидной“ для ячеек…

Комики! Гонятся за словом , не вдумываясь, как дьявольски сложна и хитра жизнь, дающая совсем новые формы, лишь частью „уцепленные“ нами.

Люди большей частью (99 % из буржуазии, 98 % из ликвидаторов, около 60–70 % из большевиков) не умеют думать , а только заучивают слова. Заучили слово „подполье“. Твёрдо. Повторить могут. Наизусть знают.

А как надо изменить его формы в новой обстановке, как для этого надо зановоучиться, этого мы не понимаем…

Как это сделать? А вот учиться надо понимать эту „хитрую“ механику…» [571]

Фактически Ленин здесь повторяет мысли Сталина из его статьи «Партийный кризис и наши задачи» от августа 1909 года, где Сталин писал:

«Необходимо, чтобы опытнейшие и влиятельнейшие из передовых рабочих находились во всех местных организациях, чтобы дела организации сосредоточивались в их крепких руках… Не беда, если занявшие важные посты рабочие окажутся недостаточно опытными и подготовленными, … не надо забывать, что Бебели не падают с неба, они вырабатываются лишь в ходе работы…» [572]

Подобных примеров полного совпадения подходов Ленина и Сталина можно привести много, при этом Ленин мыслил шире как теоретик, а Сталин – глубже как практик. Вкупе получалось весьма неплохо. А сегодня клеветники на Ленина и Сталина уверяют, что Ленин до революции и Сталина-то не знал, и в грош его не ставил.

Но это – горечь по отношению к соратникам, к не умеющим диалектически мыслить большевикам. А есть же и прямые оппоненты как в русской эмиграции – типа Плеханова, так и среди европейских социал-демократов – типа Каутского, заявившего, что РСДРП якобы мертва. И в конце января 1914 года Ленин опять пишет Арманд, но уже в боевом тоне:

«Примиренцы всех цветов собираются ловить нас! Bon! („Отлично!“, – С.К .) Мы этих мерзавцев – шутов гороховых, поймаем. Они лезут в болото блоков с ликвидаторами? Bon! Наша тактика: неприятель делает ошибочное движение – дать ему побольше времени глубже залезть в болото. Таких негодяев мы накроем. Желательнее всего, чтобы секция (заграничных организаций большевиков. – С.К .) приняла мордобойную резолюцию против Каутского (назвав его заявление о смерти партии бесстыдным, наглым, чудовищным, игнорантским )…

Поставь в КЗО (Комитет заграничных организаций в Париже. – С.К .) вопрос о мордобое Каутскому и проголосуй: если большинство провалит, я приеду и высеку так, что до новых веников не забудут. А мне надо знать, ктосоставит такоебольшинство, кто на что способен…» [573]

Тон боевой потому, что Ленина окрыляет успех! Вот коротенькое письмо Инессе Арманд в Париж:

«Дорогой друг! Пишу кратко о делах: Победа!! Ура! Большинство за нас. Я здесь останусь около недели, и вероятно, мне придётся много поработать.

Я в восторге от того, что мы победили.

Преданный Вам В.И .» [574]

Ленин написал эти строки 25 января 1914 года накануне своего триумфа на IV съезде Социал-демократии Латышского края, который прошёл в Брюсселе. Реферат Ленина по национальному вопросу, прочитанный им для делегатов съезда, был встречен «на ура», и весь съезд, где был избран стоявший на позициях большевизма ЦК, прошёл под влиянием Ленина.

И вот на волне эйфории от «латышского» успеха Ленин намерен высечь всех «примиренцев» в партии и даже устроить идейный «мордобой» самому Карлу Каутскому, который действительно высказался в том смысле, что российская партия мертва-де.

Ленин рвётся в бой, но боевой его энтузиазм тех дней был не то чтобы не оправдан, но, всё же, несколько преувеличен. В словах Каутского был свой резон – в германском рейхстаге социал-демократическая фракция насчитывала более сотни депутатов, а в русской Думе их был десяток, да и то не единый в своих действиях.