Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Не будем мы в этой книге подробно касаться и темы «Ленин и ВЧК», но не потому, что подробное рассмотрение этой темы высветит нечто неблаговидное. Наоборот, внимательный анализ покажет вполне объективную и исторически оправданную позицию Ленина и Дзержинского. Это не значит, конечно, что деятельность местных ЧК всегда была рыцарственно чиста – скажем, 4 апреля 1919 года Ленин писал члену коллегии ВЧК М. И. Лацису (Я. Ф. Судрабсу):

«Дорогой товарищ! Письмо Ваше и приложения получил. Каменев говорит – и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, – что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся.

Надо построже проверить состав, – надеюсь, Дзержинский отсюда Вам в этом поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся.

При удобной оказии сообщите мне подробнее о чистке состава Чека на Украине, об итогах работы.

Привет! Ваш Ленин » [1042]

Смысл сказанного Лениным вполне однозначен, но даже монархист Василий Шульгин – один из тех, кто склонял царя к отречению, описывая большевистский террор в Киеве, не смог указать поимённо даже двух сотен расстрелянных ВуЧК, причём в списке преобладали явные «бывшие», которые никак не могли быть лояльными к Советской власти и наверняка с ней боролись.

Могу привести и начало приказа ВЧК № 208 от 17 декабря 1919 года, подписанного Дзержинским и Лацисом:

« Всем Чека

Дорогие товарищи!

Есть три вопроса, в которых почти все чекисты грешны, и в которые поэтому необходимо внести ясность. Это заложники, специалисты и арестованные вообще.

Что такое заложник?

Это пленный член того общества или той организации, которая с нами борется, притом такой член, которым этот противник дорожит, который может быть залогом того, что противник ради него не погубит, не расстреляет нашего пленного товарища. Заложниками стоит брать только тех людей, которые имеют вес в глазах контрреволюционеров.

За какого-нибудь сельского учителя, лесника, мельника или мелкого лавочника, да ещё еврея, противник не заступится и ничего не даст.

Они чем дорожат?.. Высокопоставленными сановными лицами, крупными помещиками, фабрикантами, выдающимися работниками, учёными, знатными родственниками находящихся при власти у них лиц и тому подобными.

Из этой среды и следует забирать заложников…» [1043]

Далее шли указания о том, что «к аресту специалистов надо прибегать лишь тогда, когда установлено, что его работа направлена к свержению Советской власти», что нельзя прибегать к арестам, «когда это не вызывается целесообразностью» и т. д.

В бурные времена легко ошибиться, да ещё если нет опыта, да ещё если вся жизнь обострена и проходит, как по лезвию ножа, а человек, выдающий себя за друга на самом деле оказывается врагом… И поэтому грехи были – чего Дзержинский и не скрывал.

Но суть-то здесь была в том, что грехи не выдавали за достоинства, их осуждали и их старались изжить.

В разгар Гражданской войны – 3 июня 1919 года, Ленин направил телеграмму Реввоенсовету Южного фронта:

«Ревком Котельниковского района Донской области приказом 27 упраздняет название „станица“, устанавливая наименование „волость“…

В разных районах области запрещается местной властью носить лампасы и упраздняется слово „казак“…

Во многих местах области запрещаются местные ярмарки крестьянским обиходом. В станице назначают комиссарами австрийских военнопленных.

Обращаем внимание на необходимость быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей, совершенно не имеющих значение в общей политике и вместе с тем раздражающих население. Держите твёрдо курс в основных вопросах и идите навстречу, делайте поблажки в привычных населению архаических пережитках» [1044].

Это – лишь отзвуки проблемы «расказачивания», вокруг которой накручено тоже много лжи или непонимания обстановки эпохи. С одной стороны, казачество объективно имело повышенный процент контрреволюционного элемента, с другой стороны, в царской России население казачьих областей официально делилось на «казаков» и «иногородних», и хотя иногородних призывали во время войны так же, как и казаков, то есть «налог кровью » платили все одинаково, казаки в казачьих областях пользовались особыми и немалыми льготами.

И это создавало очень нездоровые отношения между примерно 40–45 % казачьего населения и 55–60 % «иногороднего» населения. Иными словами, у конфликта были объективные корни, а его ещё и намеренно раздували скрытые враги Советской власти…

Однако я привёл телеграмму от 3 июня 1919 года прежде всего из-за ключевых слов в ней: «Держите твёрдо курс в основных вопросах…»

Скажем, вопрос твёрдых цен на продовольствие – важнейший в 1918 году вопрос внутренней политики. Но вот некий текст:

« 1) Введение твёрдых цен на картофель отложить <���Поставить вновь этот вопрос 15.IX> до 1.Х.

2) Дать Ц[ентральному] с[татистическому] упр[авлению] задание:

немедленно мобилизовать все силы статист[ического] аппарата для (б) учёта урожая к[арто]феля;

…

3) Поручить Комппроду немедленно мобилизовать максимум сил для организации к 25.VIII срочной и массовой закупки не менее 40 милл[ионов] пудов к[арто]феля по вольным ценам и своза его в госуд[арственные] склады столиц и военных баз.

…

7) Ассигновать Компроду на операцию закупки картофеля 500 милл[ионов] руб[лей] » [1045]

Это – ленинский черновик постановления Совнаркома от 22 августа 1918 года об отсрочке введения твёрдых цен на картофель до 1 октября.

Как видим, ленинская политика «военного коммунизма» отнюдь не была твердолобой и негибкой. Раз выдался хороший урожай картофеля, то для государства – народного государства, выгоднее быстро закупить максимум картофеля по вольным рыночным ценам, чем отпугивать производителей и владельцев картофеля твёрдыми ценами.

То есть, твёрдо надо было держать курс в таких основных вопросах, которые без твёрдости не решить, а там, где можно «делать поблажки», их надо делать. Другое дело, что в то время давать поблажки получалось далеко не всегда…

Летом 1918 года проблема борьбы с голодом встала для Советской власти как важнейшая, отодвигающая на второй план даже военные проблемы, которые, впрочем, с первой проблемой тоже были многообразно связаны.

Ленин только нащупывал пути решения, и тогда – на рубеже весны и лета 1918 года он записал – для себя, на отдельном листке, мысли, которые были впервые опубликованы лишь в 1959 году.

Ленин писал:

«Держать у себя излишки хлеба и других продовольственных продуктов, когда народ в Питере, в Москве и в десятках неземледельческих уездов не только терпит недостаток в хлебе, но мучительно голодает, есть величайшее преступление, заслуживающее самой беспощадной кары…» [1046]