Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

«Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?

Помнится, Наполеон писал: „On s`engage et puis… on voit“. В вольном русском переводе это значит: „Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет“. Вот и мы вязались сначала в октябре 1917 года в серьёзный бой, а там уже увидали такие детали развития…, как нэп и т. п.» [1478]

На основании последнего абзаца нередко уверяют, что Ленин-де не имел никакого чёткого плана Октябрьской революции и дальнейших своих государственных действий. Однако Ленин общий план действий по завоеванию власти и построению нового общества обдумывал два десятка лет… Нормальному же развитию событий помешала иностранная интервенция и спровоцированная Антантой, США и Японией гражданская война…

А этого заранее не предусмотришь.

Точнее, Ленин и эту угрозу видел, конечно, заранее, но слишком уж он хорошо думал как о европейской, так и о российской народной массе… Судя по всему, он рассчитывал на бульшее единодушие, на бульший здравый смысл, на бульшую активность народных масс, чем оно оказалось на деле…

Однако, спрошу: «Какой лидер более нужен народу – тот, кто считает народ лучшим, чем он есть, или худшим чем он есть?»

Оптимальный вариант, казалось бы, – принимать народ таким, как он есть в реальности… Но подобный супер-трезвый «лидер» вряд ли сумеет подвигнуть массы на что-то действительно великое, как это смог Ленин.

Так что прав был Владимир Ильич, закончив статью словами:

«Слов нет, учебник, написанный по Каутскому, был вещью, для своего времени очень полезной. Но пора уже всё-таки отказаться от мысли, будто этот учебник предусмотрел все формы развития дальнейшей мировой истории. Тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками» [1479].

Предпоследней 23 января 1923 года была продиктована статья «Как нам реорганизовать Рабкрин (Предложение XII съезду партии)», и уже 25 января она появилась в «Правде», которую редактировал Бухарин.

Хотя Сталин к тому времени не был наркомом Рабоче-Крестьянской инспекции, начало статьи косвенно задевало Сталина: «Несомненно, что Рабкрин представляет для нас громадную трудность, и что трудность эта до сих пор не преодолена…» [1480]

Ленин в Сталина, впрочем, не метил, а вот Бухарин, немедленно опубликовав статью – не знаю.

Первый вариант статьи был надиктован 9 и 13 января, а план – ещё раньше… Причём Фотиева записала 30 января в дневнике дежурных секретарей:

« Вчера, 29 января, Сталин звонил, …спрашивал, не говорила ли я Владимиру Ильичу чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел? Например, его статья об РКИ указывает, что ему известны некоторые обстоятельства. Ответила – не говорю и не имею оснований думать, что он в курсе дел …»

Между прочим, в тот же день Фотиева сделала и следующую интересную, хотя и не очень внятную, запись:

« 24 января Владимир Ильич сказал: „Прежде всего по нашему ‘конспиративному’ делу: я знаю, что Вы меня обманываете“. На мои уверения в противном он сказал: „Я имею об этом своё мнение“ » [1481].

Любопытный диалог, не правда ли?

Что же до статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин», то главную её идею можно выразить одной фразой из другой, самой последней статьи, продиктованной Лениным, – «Лучше меньше, да лучше». Эта последняя многоплановая, большая по объёму, статья как началась со слов о Рабкрине, так и на Рабкрине закончилась. И в ней было сказано: «Этот один наркомат должен определять собой весь наш госаппарат в целом» [1482].

И поэтому не буду много говорить о пред последней ленинской надиктованной статье, а перейду сразу к последней его диктовке…

Обычно «политическим завещанием Ленина» называют «Письмо к съезду», однако подлинное его завещание – пять последних его статей. Все они носят программный характер.

«Странички из дневника» – это идея социалистической культурной революции…

«О кооперации» – идея массовой коллективизации общественной и экономической жизни…

«О нашей революции» – обоснование разумности и своевременности Октября…

«Как нам реорганизовать Рабкрин» – рекомендации по упрочению системной и политической базы торжества идей социалистической революции…

А «Лучше меньше, да лучше» – это идея индустриализации и эффективной социалистической государственности. При этом «Лучше меньше, да лучше» более всего подходит на роль завещания. И не только потому, что «Лучше меньше, да лучше» – это самое последнее проявление ленинской общественной мысли, которое он нам оставил, а ещё и потому, что «Письмо к съезду» касалось вопросов, злободневных лишь тогда, в реальном масштабе времени, а в «Лучше меньше, да лучше» Ленин поднял вопросы, важные как для его времени, так и для всей последующей нашей истории, включая наше будущее…

Работа над статьёй закончилась 2 марта 1923 года, а 4 марта она уже была опубликована в «Правде».

На первый взгляд, в «Лучше меньше, да лучше» Ленин более всего был озабочен коренным улучшением работы Рабкрина – вот первые строки статьи:

«В вопросе об улучшении нашего госаппарата Рабкрину следует, по моему мнению, не гнаться за количеством и не торопиться. Мы так мало успели до сих пор подумать и позаботиться о качестве нашего госаппарата, что будет законной забота об особенно серьёзной подготовке его, о сосредоточении в Рабкрине человеческого материала действительно современного качества, т. е. не отстающего от лучших западноевропейских образцов…» [1483]

Однако в действительности Ленин размышляет о характере социалистического управления вообще, и хотя в его статье многое не додумано – ведь менее чем через неделю Ленин навсегда вышел из строя, в ней нет ничего неверного, неглубокого, несущественного… И поэтому на «Лучше меньше, да лучше» мы остановимся более подробно.

Ленин, осаживая «энтузиастов», разглагольствующих о «пролетарской» культуре, предупреждал:

«…нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры (не в духовной, конечно, сфере, а в управлении. – С.К .), нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т. е. культуры чиновничьей, или крепостнической и т. п. В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего. Это многим из наших юных литераторов и коммунистов следовало бы намотать себе хорошенечко на ус…» [1484]