Виктор Цвиркун - Соратник Петра Великого. История жизни и деятельности Томы Кантакузино в письмах и документах

Взятие Браилы стало одним из ярчайших эпизодов всей Прутской кампании, однако воспользоваться одержанным успехом русскому командованию уже не представлялось возможным. Ни генерал К.-Э. Ренне, ни его соратники не знали, что на реке Прут еще за два дня до штурма и капитуляции турецкой крепости между Россией и Османской империей был заключен договор о мире.

Только 17 июля в Браилу прибыл царский посыльный с сообщением о прекращении военных действий и указом полкам оставить крепость, вернуть отобранные вещи и оружие ее защитникам, а самим «немедля выступить» на соединение с главной армией [141].

Известие о поражении русских войск на Пруте и заключенном мирном договоре с Мехметом Балтаджа-пашой застало Т. Кантакузино в родовом имении, куда он прибыл сразу же после капитуляции Браилы.

Опасаясь мести и преследования со стороны турецких властей, а в еще большей степени – от своего кузена, валашского господаря, он вынужден был покинуть семью и дом и тайно бежать за пределы княжества. Единственным местом пристанища ему могла служить Россия, куда он, минуя Трансильванию и Польшу, и направился.

В отличие от Австрии и Польши, мест традиционной миграции опальных или преследуемых властями молдавских и валашских бояр, только в пределах Российского государства он мог рассчитывать на безопасность, кое-какую материальную определенность и соответствующее его рангу социальное положение.

Томе Кантакузино было доподлинно известно, что 29 июля 1711 г. в лагере при Могилеве Петр I подписал указ о пожаловании ему чина генерала-майора от кавалерии [142]. Принимая во внимание тот факт, что во всей русской армии в описываемое время в таком звании состояло около 20 человек [143], несложно представить, каким уважением в обществе пользовался его обладатель.

Бегство Т. Кантакузино в Россию без семьи, в одиночку, имеет и другую причину. Обладая в Валашском княжестве «многочисленными имениями – домами, селами, пастбищами, пашенными угодьями» [144], он отнюдь не намеревался расставаться с ними. Еще до своего отъезда из княжества он передал оставшуюся в родовом поместье жену с имуществом и владениями под опеку ближайших родственников, всесильных бояр Константина и Михая Кантакузиных. Тем самым он до лучших времен обеспечил безопасность и сохранность собственности [145].

Скрываясь от преследований валашского господаря, избегая оживленных торговых дорог, Тома тайно пробирался к границам России. Уже в первых числах января 1712 г. он находился во Львове, откуда возобновил переписку с российским внешнеполитическим ведомством [146]. Лишь к началу февраля 1712 г. Т. Кантакузино достиг рубежей России и прибыл в Москву [147].

Приезд Т. Кантакузино в первопрестольную столицу российского государства совпал с новой волной военно-политического противостояния с Блистательной Портой.

К концу 1711 г., несмотря на усилия сторонников сохранения мира обеих стран, отношения между Османской империей и Россией грозили перерасти в новый военный конфликт. Подстрекаемый «наносами» непримиримых противников России – крымского хана Девлет-Гирея, шведского короля Карла XII и графа Дезальера, французского посла при Порте, а также неудовлетворенный ходом выполнения условий мирного договора, султан Ахмед III хатти-шерифом, приказом, имеющим силу закона, от 9 декабря 1711 г. разорвал Прутский мир и объявил войну России.

В сложившейся обстановке в русской армии вновь, как и накануне в предыдущей кампании, остро возросла потребность в легкоконных частях. Понимая это, фельдмаршал Б. П. Шереметев в своем письме от 2 января 1712 г. к канцлеру Г. И. Головкину отмечал, что «при армии… весьма надлежит быть нерегулярных довольному числу, того ради, ежели татары разделясь на разные купы <���группы. – В.Ц. > в нашу землю пойдут, тогда регулярные, хотя и армия в достояние произведено будет, никакой противности татарам учинить не смогут» [148]. Эту же мысль фельдмаршал повторил и в донесении на имя царя.

Рассуждая о тактике ведения предстоящей войны с Османской империей, Б. П. Шереметев отводил действиям кавалерии решающее значение, недвусмысленно заявляя, что в случае отсутствия или «недостаточного количества легкой конницы… при татарской офенсиве <���нападении. – В.Ц. > может край всероссийский паче чаяния быти разорен, ибо турки будут атаковать крепости или регулярный корпус… а татаре впадут в Украйну и далее наступать будут» [149].

На 15 марта 1712 г. в корпусе генерал-фельдмаршала Б. П. Шереметева, расквартированного в Киевской губернии, помимо волошских полков, сербских рот и донских казаков состояли французский конный полк Шериера, венгерский гусарский – полковника Роппа и польский гусарский – полковника Церциева, общей численностью 446 человек [150].

Приняв во внимание рассуждения Б. П. Шереметева, Петр I направил в Сенат указ, которым предписывал «для нынешней и будущей войны учрежденные команды волохов, сербов и казаков… в добром состоянии содержать» [151].

Вскоре после этого фельдмаршал обратился к царю с предложением увеличить число легкоконных формирований из числа балкано-дунайских переселенцев для усиления обороны юго-западных рубежей страны.

В связи с этим он ходатайствовал перед Посольским приказом о принятии вновь на службу полковника Г. Иваненко «с тремя стами волохами» [152]. Ходатайство было удовлетворено, и уже в феврале 1712 г. Г. Иваненко «с его волохи в службу царского величества был принят… с определением жалования от Сенату выдавать» [153].

Одновременно с восстановлением упомянутого полка среди членов Военной коллегии интенсивно обсуждался вопрос о создании сводного молдавско-сербского легкоконного корпуса под командованием генерал-майора Томы Кантакузино [154]. Эта идея была положительно воспринята и членами Правительствующего сената, откуда вскоре «к генералу-маеору [Т.] Кантакузину писано… особо с приятным напоминанием, дабы в привлечении оных к службе… приложил свое старание, каким образом возможно» [155].

К реализации плана призыва в российскую службу военно-служилых людей православного вероисповедания из пределов Священной Римской и Османской империй активно подключился граф С. Л. Владиславлевич-Рагузинский. В своем донесении на имя канцлера графа Г. И. Головкина он предлагал: «Не писать ли послу Матвееву при цесарском дворе обретающемся, дабы мог при дворе цесарском выходить <���выхлопотать. – В.Ц. > указ Петроварадинскому и Седмиградскому генералу о пропуске вольных людей, которые добровольно пожелают прийти в службу великого государя, наипаче из турецких подданных» [156].

Однако с подписанием нового русско-турецкого мирного договора, последовавшим 5 апреля 1712 г., необходимость в формировании корпуса отпала. Более того, налаживание мирных отношений с Османской империей привело к дальнейшему сокращению дорогостоящих легкоконных полков.