Черубина де Габриак - Исповедь

Она ведет к каким-то высям
твоя душа — мою любовь,
гляди, гляди, из этих писем
сочится пламенная кровь…

И розы расцветают, розы,
в пурпурных розах весь твой путь,
и вместе с кровью льются слезы,
прими, прими, но не забудь,

что капли слез — лишь капли счастья,
благословенный летний дождь, —
что в этой благодатной страсти
души сияющая мощь.

Каких неведомых преддверий
еще с тобой коснемся мы,
друг другу данные из тьмы,
чтоб вмести ждать, чтоб вместе верить,—

чтоб вместе обрести ковчег
неизреченной благостыни,
еще не явленной поныне,
но пребывающей вовек?!

И плоти душная темница
полна нетленной красоты,
когда со мною рядом ты,
и вместе хочется молиться.

Ты придешь, мой желанный Жених.
Слишком долго ждала…
Знаю блеск твоих лат золотых,
За плечами — два белых крыла.

Знаю горечь пустынных дорог
И затупленный битвами меч…
Ты души не берег,
И не мог ты беречь.

Расточал, расточал, расточал,
Оскуденья ни в чем не боясь.
Только нищий в деянии мал,
Ты — богатый, ты — князь…

И душа огневая росла,
Черный путь — это путь голубой.
И сияли два белых крыла
За тобой.

Я свечой на дорогах твоих
Свое сердце зажгла, не таясь…
И я жду, мой желанный Жених,
Заповедный мой князь.

Земля в плену. И мы скитальцы,
и жизни не закончен круг,
но вот мои коснулись пальцы
твоих прохладных рук…

Какие здесь свершились сроки,
и чей здесь преломился путь?
Мы все в плену, мы — одиноки…
Иди, иди, но не забудь,

что к сердцу подступили слезы,
что замолчали ты и я,
провидя пламенные розы
божественного бытия…

И вот опять придет суббота, —
день наших встреч, —
дрожа зажжется позолота
от тонких свеч…
И вот Архангел на иконе
поднимет меч,
и будет голос на амвоне
дрожать от слез…
И будет в сердце тихий отдых.
И Сам
Христос
по облакам
пойдет, прорезывая воздух,
навстречу нам.

Юдоль твоя — она не в нашей встрече…
Любви отравлена вода….
И вот угас, быть может, в первый вечер
Архангельский огонь, блеснувший нам тогда.

Не верь себе, как я себе не верю,
У нас с тобой другая есть стезя, —
Щадя любовь от муки лицемерий,
Уйдем с путей, где вместе нам нельзя.

Ценой души, в себе несущей пламя,
Куплю ли я обмана краткий час?
Отверзлась бездна — и она меж нами;
Мы смотрим лживыми и жадными глазами…
Умей понять связующее нас.

Вот и окна мои занавешены,
и горит огонек пред иконой.
Перейдешь мой порог
затомленным,
неутешенным.

Будешь плакать и звать себя коршуном
и молить об одном,
чтоб с тобой мое сердце осталось…
Все трудней, все больнее, все горше мне,
но превыше всего моя жалость.
Мое сердце — твой дом.

Для тебя мои окна украшены,
и по осени розан цветет…
Вижу, милый, душа заблудилась,
но пребудет Господняя милость.
Не рыдай, не терзай, не упрашивай;
все пройдет.

Всё тою же проходим мы дорогой,
Но лист опал, но темны глуби вод.
В осенней буре созревает плод.
В ночь зимнюю рождает Дева Бога.

Под снегом спит до времени трава,
И дышит и творит во тьме душа земная…
Благодарю тебя за все твои слова!
Как много дал ты, сам того не зная!

Поля любви покрыты медуницей,
а наверху сияет синева…
У нас с тобой замученные лица,
и сказаны все до конца слова.

Порывом налетевшей бури
разорван благостный покров,
твоим цветам недостает лазури,
в моей лазури нет твоих цветов.

И нам двоим здесь суждено томится,
земной любви нигде не утоля.
Под небом голубым покрыты
медуницей благоуханные поля.

Страна моя. В тебе единой
моей судьбы веретено…
В твоих лесах, в твоих равнинах
любовью сердце крещено.
И от тебя — звериный голод
и чуда жаждущая кровь…
Дай пронести сквозь мрак и холод
такую русскую любовь.

То не ветер в полях над ракитою
Снежной россыпью вьется вокруг,
То не сердце вздыхает убитое —
Обо мне запечалился друг…

Не поможешь словами волшебными,
Не утопишь в заморском вине,
Не замолишь в соборе молебнами,
Не забудешь во сне.

Плачет девица в тесовой горнице,
Плачет днем и ночами не спит, —
Так ко мне ли, убогой затворнице
Ты стучишься в покинутый скит.

Коли горем не тронулся девичьим,
Так моей ли слезой изойдешь,
Обернулся Иваном-Царевичем,
А взглянула, за поясом нож.

Не курила крещенским я ладаном,
Не кропила святою водой,
Предреченным пришел, да негаданным,
Ничего, что такой.

Где уж быть нам святыми и чистыми,
Как прикинемся, так и живем…
Мчимся в тройке с звонками да свистами,
Полыхая бесовским огнем…

Будто мороком сердце ужалено,
Только морок желанней, чем явь,
По морям, по лесам, по прогалинам,
Вскачь и вплавь.

В очи бесы нам машут рябинами,
Рассыпаются звоном в ушах…
Крылья, крылья блестят лебединые
В камышах…

Эх, не молодцу с тройкой управится,
Если руки от хмеля дрожат…
То не белая Лебедь-красавица…
Обернешься ли, милый, назад.

Мы с тобою не цепью прикованы,
Обручились единым крестом…
Эти губы не в церкви целованы —
Постучи под девичьим окном.

Оба, оба с тобой мы бездомные, —
Белой Лебеди в очи смотри,
А зеленые очи, аль темные
Все равно не видать до зари.

Разольется ночами бессонными
Неуемный разбойничий хмель…
Буду ночью стоять пред иконами,
Расплетая твою же кудель.

Неизбывную радость узнала я,
Только радость зовется тоской…
Нитка желтая, синяя, алая,
А узор-то мудреный какой.

Не порву, все по нитке распутаю,
Двух концов узелком не свяжу,
За твою ли за душу беспутную
Все молитвы, как песню, твержу.