Любовь Овсянникова - С историей на плечах

Но это был еще не конец новшествам. Вслед за этим газета «Правда» объявила, что врачи-убийцы на самом деле не виноваты, что их «недопустимыми и строжайше запрещенными приемами следствия» принудили оговорить себя. Абсурд нарастал, люди терялись в догадках и на всякий случай лечились у бабок-шептух и знахарок, что находились в каждом селе.

Так продолжалось всю весну и начало лета. Но вот в июле, когда арестовали Берию, прорисовалось что-то определенное. Неслыханно — его обвинили в шпионаже в пользу Англии! Более точных известий не поступало. К концу года поползли слухи. Одни говорили, что состоялся суд, который вынес смертный приговор и Берию в конце 1953 года казнили. Другие — что он был расстрелян сразу после ареста, прямо под стенами зданий где-то в кремлевском дворике. Второй молве верили больше, уж не скажу почему. Видимо, мало веры было в то, что в первые лица выбились достойные деятели.

Ясно было одно: коли так повернулось дело с Берией, то победили силы, весьма вольно обращающиеся с законом, враждебные прежнему курсу, курсу Сталина. Людей сковал не страх, а горе — многие предчувствовали тяжелые для страны, а значит и для себя, времена.

Еще долго продолжалась борьба Хрущева и Маленкова, за которой население следило с тревогой. Дело клонилось к тому, что вместе этим двоим политикам не ужиться. Но вот к власти пришел Хрущев, больше не казавшийся верным последователем великого Сталина, как он об этом недавно кричал. В сентябре того же года его избрали первым секретарем ЦК КПСС, что было решающим для закрепления реальной власти.

Сейчас много говорят о Хрущеве как о предтече Горбачева, и этому есть основания. Параллелей много. Так, все помнят, что Горбачеву, дабы подтолкнуть его к нужным решениям по «перестройке» страны, устроили Чернобыльскую катастрофу. Тот же метод устрашения был применен и к Хрущеву: в октябре 1955 года в Севастополе потопили флагман Черноморского флота, линкор «Новороссийск». Важны и детали, оба злодеяния отмечены особым цинизмом, в чем угадывается рука американцев, любящих сатанинские символы и совпадения: Чернобыль взорвали в канун Первомая и Дня Победы, а «Новороссийск» — в канун Октября, да еще во время отдыха Хрущева в Крыму, что называется под его носом. Как тут не отметить, что руководимый заморскими хозяевами, пользующийся их античеловеческой моралью, Гитлер и войну против СССР развязал в день летнего солнцестояния, как бы перечеркивая сакральное значение великого очищающего света; сделал это в ночь выпускных вечеров, когда советская молодежь праздновала вступление во взрослую жизнь.

От Хрущева требовали предать великую историю СССР, очернить Сталина, изменить его курс и перейти от укрепления страны к созданию условий для ее будущего разгрома. Акция устрашения произвела нужный эффект.

А мы в селе, конечно, ни о чем не подозревали, а только оплакивали погибшего на «Новороссийске» Юрия Артемова, прекрасного парня и первого красавца. Мы соболезновали Нине Столпаковой, его невесте, от горя потерявшей разум, и читали вслух письма Николая Горового (Сидоренко), присланные матери. Он служил на крейсере «Ворошилов» и участвовал в ликвидации трагедии с черноморским флагманом. Мы были не рядом с той большой политикой — а в ее эпицентре, в самом вихре, и несли ее последствия на своих плечах. Позже по следам тех событий я написала книгу «Нептуну на алтарь», и слава богу, что это пришло мне в голову, ведь сейчас уже нет в живых многих, на чьи рассказы я опиралась.

Люди ждали очередного съезда партии, понимая, что он будет решающим — что-то же им скажут из того, что сварилось в кремлевских кабинетах. Многие приникали к приемникам и ловили зарубежные «радиоголоса». К сожалению, они верили, что «из-за бугра» к ним пробивается не ненависть и злорадство бывших белоэмигрантов, недобитых гитлеровцев, американцев (этих откровенных врагов с синдромом завистливой алчности), а слово правды и дружеской помощи. Как ни прискорбно, верил в это и мой отец. Рано утром или поздно ночью, когда мы спали, он с видом радиста-нелегала ловил из эфира хриплое вещание, захлебывающееся неславянскими акцентами, и пытался понять «проливаемый свет истины».

Это типично русская болезнь — уповать на кого-то, кто придет со стороны и поможет. Русским тогда и в голову не приходило, что вместо истин им подсовывают духовный яд. Неизбалованные историей и судьбой, они вообще склонны были всякую мелкую услугу возводить в ранг спасения от смерти. Возможно, поэтому в среде слишком благодарных фронтовиков, настрадавшихся от войны, взрывов и ран, и родилась легенда, что без американской тушенки они бы не победили. А ведь тушенку-то они ели сомнительную... не ту, что попадала на столы самих американцев!

И вот наступило 14 февраля 1956 года, в этот день открылся ХХ съезд КПСС... Как всегда, папа припадал ухом к репродуктору — слушал новости, стараясь что-то уловить между слов, найти в интонациях, понять в недосказанном. После акции устрашения, связанной с потоплением «Новороссийска», Хрущеву хватило чуть более трех месяцев, чтобы подготовиться к выступлению в том русле, которое устраивало «международную общественность», которого от него вымогали. Правда, критика Сталина с развенчанием культа личности и осуждением «массовых репрессий» прозвучала не в основном докладе, а на закрытом заседании ЦК КПСС, уже после съезда, но все же она состоялась и стала сигналом для деструктивных сил, что им дорога открыта. Теперь можно было злословить о нашем славном прошлом на законных основаниях, принимая лжеученый вид.

Это стало началом десталинизации, десоветизации и вообще концом наших побед. В дальнейшем победы если и случались, то лишь благодаря той великой мощи, которую набрала страна при Сталине и на инерции которой прожила еще почти тридцать лет.

Не лишне бросить ретроспективный взгляд и отметить явления, которые на той странице истории простыми людьми воспринимались как подметание новой метлой. Перед этим, как бывает везде и всегда, в стране надо было создать хаос, чтобы завуалировать новые шаги, совершенные против народа или прежней идеологии.

Вот поэтому нового хватало, причем не только огорошивающего. Шокирующие начинания и новости, такие как разоблачение «культа личности Сталина», запуск спутника, денежная реформа и другие, в немалой степени служили ширмой для перемен более фундаментальных и опасных, протекающих исподволь и направленных на изменение мировоззрения людей, на извращение их истории и ценностей и, следовательно, на формирование нового будущего. Эти тенденции медленно насаждали непривычный климат в обществе, будоражили душевный покой, вызывали любопытство и, казалось бы, не влияли на конкретные судьбы. Но старики и битые люди, опытные в житейских делах, здоровой своей природой понимали, что это не так. Происходящее им очень не нравилось. То и дело можно было слышать, как об этом шептались дедки на скамейках, врытых у ворот, во время вечерних посиделок. Эти престарелые вояки уже ничего не боялись, они прошли свои тернии и теперь могли говорить то, что хотели.