Степан Выскубов - В эфире Северок

Наступило утро. Солнце встало рано, позолотив верхушки деревьев. Было безветренно.

Ночь прошла в напряжении: никто из партизан не сомкнул глаз, каждый думал, что немцы вот-вот обнаружат нас и снова завяжется бой.

В шесть утра послышался гул фашистских самолетов. Они пролетели бреющим полетом над оставленной нами высотой и сбросили бомбы. Земля содрогнулась от взрывов. Поднялись черные столбы дыма. Несколько минут стервятники обрабатывали высоту. Потом шквал огня обрушила на нее немецкая артиллерия. И снова бомбили самолеты, а артиллерия все смешивала...

В восемь утра до нас докатилась ураганная стрельба автоматов и пулеметов: гитлеровцы, видимо, направили всю мощь своего огня на высоту.

- Штурмуют, - глядя в бинокль, сказал Кураков.

У меня сжалось сердце: там же наши боевые друзья! Живы ли? Выйдут ли из окружения?

Через полчаса все смолкло. Потом раздался глухой взрыв, и высоту окутал густой дым: по всему видно, горели шалаши, землянки...

* * *

Позже мы узнали, что любимец Манштейна Стефаниус в разных видах фотографировал разгромленный лагерь. Ну как же, надо показать шефу! Вот, мол, полюбуйтесь, партизаны разгромлены, уничтожены! Обещанное сделано!

На следующий день гитлеровцы уже на весь мир трубили по радио об уничтожении партизан. Даже генерал Антонеску прислал по этому поводу восторженное приветствие своим "доблестным" войскам.

А вот убитый партизанами командир 101-го разведывательного отряда капитан Пумм в своем дневнике записал: "...17.VII.42 г. Партизаны не найдены. 20 000 бросили на их уничтожение, но пока один труп, а среди наших уже десятки. 25.VII. Я в Симферополе. Сколько потратили сил, а партизаны так и остались. Есть сведения об их оперативной деятельности..."

Гитлеровцы в своей грязной газетенке "Голос Крыма" писали, что с "красными бандитами" в лесах покончено, они уничтожены полностью, несколько сот взято в плен. Выступал по радио и майор Стефаниус, который рассказывал о разгроме партизан.

Слушали мы с Николаем эту стряпню и поражались наглой брехне. Как только держал такого вруна в своем штабе Манштейн!

Майор Стефаниус мог бы догадаться, что "уничтоженные" партизаны удивительным образом воскреснут, что снова на железной дороге и автомагистралях полетят под откос поезда, будут взрываться машины, бронетранспортеры, станет уничтожаться живая сила, полетят в воздух склады с боеприпасами и горючим.

21

Партизанские отряды второго района буквально под самым носом у карателей два дня оставались незамеченными. Находиться дольше в километре от деревни Ангары, где размещалось до полка гитлеровцев, не было уже никакого смысла. Да и разведка доложила, что противник оставил высоту 1025 - ушел восвояси. Тогда партизанские отряды и штаб района вернулись на разгромленную, но надежную в обороне высоту.

Как же ее изуродовали немцы! Вся в воронках... Шалаши и землянки сожжены, взорваны... Деревья обуглены, искромсаны... Будто смерчь прошелся по высоте.

От нашей землянки осталась глубокая воронка. И в помине не было ни сосны с лестницей, ни огромного дуба, который укрывал нас от знойного солнца. В сосну, видимо, попал снаряд, выворотив ее с корнями и отбросив далеко в стороны разломанные куски толстого ствола. От дуба остался лишь щербатый обугленный пенек.

По всей подковообразной высоте валялись консервные банки, бутылки из-под шнапса - немые свидетели оргии, которую учинили здесь фашисты в честь "разгрома красных бандитов". А может, поминали тысячу двести своих убитых солдат и офицеров? Именно такой ценой заплатили враги за разбойничий прочес. Да, дороговато обошлась им эта карательная экспедиция...

Партизанские же отряды имели незначительные потери. Хотя было много раненых и лишились мы продовольственных баз.

* * *

День ото дня партизанская жизнь постепенно входила в нормальное русло: посылались подрывные группы на взрыв железной дороги, немецких складов с боеприпасами и горючим; уходили на задание разведчики...

Как-то перед вечером пришел в штаб района Саша Иванов. Он за время боев сильно изменился: похудел, стал, казалось, даже уже в плечах. Глаза запали, но светились прежним мягким огоньком. Русые волосы на висках засеребрились.

- Слушаю тебя, Саша. Случилось что? - спросил у него Кураков. Капитан усадил его рядом на обрубок дерева, положил руку на плечо. - Ну так что?

- Да ничего, - отмахнулся Иванов. - Вот при-. шел...

- Пришел рассказать, как вырвались из западни?

- А-а, да чего там рассказывать-то! - неохотно проговорил Иванов. Вышли, да и все. Часа через три после вас.

- Все вышли?

- Кроме двоих. И Шишкин был ранен. Выходили там же, где и вы, в ущелье.

- А потом?

- Перешли Бурульчу, стали подниматься на гору, наскочили на фрицев, завязалась перестрелка. Думали, уйти без боя - не получилось. Их очень много было! Окружили нас, в плен хотели взять. Пришлось пустить в ход гранаты. Провались, но вот потеряли двоих...

- Да, ребята были что надо! Герои были! Ну ты не убивайся шибко, Саша. Ничего не поделаешь.

- Пришел я вас просить, - сказал Иванов после минутного молчания, послать нас на задание. Хотим отомстить фашистам за гибель наших друзей. Все подрывные группы отправились на диверсии, а нас обошли. Обидно ведь! Не будет нам покоя, пока не рассчитаемся за ребят. Товарищ капитан, пожалуйста...

- Нет, Саша, не могу. После того, что мы оставили вас на верную смерть, - прикрывать наш отход, и сразу же послать на задание? Нет, не проси, Саша, не могу. Отдыхайте.

Иванов вдруг вскочил, выпрямился:

- Мы готовы на любое задание!

Глаза Куракова заблестели.

- Я знаю, что парашютисты - народ горячий и что героизма им не занимать, - тихо сказал он. - Но сгоряча можно глупостей натворить, людей погубить. Так что поостыньте и тогда пойдете. Договорились?

- Пока не отомстим фашистам за ребят, не остынем, - решительно заявил Иванов. - Все наши парашютисты дали клятву. И мы ее сдержим.

Кураков едва заметно улыбнулся, кивнул в нашу сторону:

- И радисты поклялись?

- Да, все, и радисты тоже.

- Ну хорошо: я вижу, тебя не отговоришь... Идите. Горячки только не порите! Действуй разумно. Людей береги. Хотя и говорят, что война милости не знает, что она через трупы шагает, но ты все-таки побереги людей. Да, с начштаба согласуй район действия...

- Есть! Разрешите идти?

Кураков обнял Сашу, поцеловал, пожелал удачи. Тот вскочил в наш шалаш, обхватил меня и радостно крикнул:

- Все, договорился! Отпустил! Идем!

- Я рад за тебя. Но будьте осторожны. Ни пуха...

- К черту! К черту! К самому большому черту! - и Саша рванулся к своим парашютистам.

А я стоял и думал: вот он каков, ленинградский металлист, десантник, комсомолец Александр Иванович Иванов! Неудержим...