Вольфганг Фауст - Следы «Тигра». Фронтовые записки немецкого танкиста. 1944

– До рассвета осталось совсем немного, а там мы уже двинемся, – сказал он. – Используем это время для допроса нашей пленницы. Приведи ее в «Тигр», там мы сможем рассмотреть ее при электрическом свете. Да и на нее это произведет впечатление. Вильф, очень кстати, немного говорит по-русски. Он будет моим переводчиком.

Я нашел русскую пленницу в одном из «Ханомагов», где она сидела, сгорбившись, на скамье, тогда как две германских медсестры оказывали помощь нашим раненым. Я обратил внимание, что у них есть внушительная упаковка морфина, и они активно используют это лекарство, давая солдатам столь необходимый им сон. Эти две сестры уже разговаривали о том, как они будут нести ночное дежурство, чтобы обеспечить помощь раненым. Когда я появился в бронетранспортере, они повернули ко мне голову и подмигнули.

Я отконвоировал русскую пленницу к нашему танку и знаками велел ей спуститься в башню через открытый люк. Затем забрался через свой люк в моторное отделение и пристроился к полику башни, слушая допрос. Напротив меня на днище танка скорчился летчик люфтваффе, который освободил в башне место для Хелмана, Вильфа и пленницы.

– Назовите свое имя и фамилию, – приступил к допросу Хелман, и Вильф неуверенно, спотыкаясь, перевел вопрос.

Отвечая, пленница назвала себя, я отметил ее довольно длинное отчество.

– Какие обязанности вы исполняли в армии?

И опять Вильф перевел вопрос, а затем долго переводил ответ:

– Герр полковник, она утверждает, что была младшей радисткой.

– Тогда почему она была в доте?

И снова последовал перевод.

– Она говорит, что была радисткой в составе группы связистов, которые теперь мертвы, но все они должны были передавать обычные радиосообщения. Она также говорит, что она не сражалась с оружием в руках, и требует гуманного с ней обращения. Она говорит, что уже сутки ничего не ела.

От смеха Хелмана у меня на затылке встали волосы. Это было просто жутко.

– Сообщения какого рода передавала эта группа радистов?

– Она говорит, что это были обычные оперативные переговоры командования с ротами.

– В самом деле?

Я заметил, что Хелман впился долгим взглядом в ее лицо. Я не мог видеть ее лицо в башне, но слышал ее дыхание, более частое и более легкое, чем у мужчин.

– Теперь спроси ее, какие она знает коды, с помощью которых зашифровывала сообщения вручную или шифровальной машиной, и что из зашифрованного ею может вспомнить и расшифровать.

Вильф как мог перевел этот вопрос с помощью своего не очень-то богатого запаса русских слов, и тон пленницы при ответе был неуверенным.

– По-моему, она хочет сказать, что не умеет шифровать. Говорит, что ей не приходилось использовать машину для шифрования.

– Вели ей показать мне руки. Вот так. А теперь спроси ее, почему они такие мягкие и ухоженные.

– Она говорит, что использовала во время работы только бумагу и карандаш. Ей не приходилось поднимать и переносить тяжести.

– Надо же, мы пленили единственную девушку в России, которой не приходилось поднимать и переносить тяжести. Мне приходилось видеть русских женщин-военнослужащих, которые поднимали мешки с песком, весящие десятки килограммов, целый день. Они были просто рождены для этого.

– Вы хотите, чтобы я перевел ей это, герр полковник?

– Не надо. Просто спроси ее, есть ли у нее друзья в Красной армии.

Последовал перевод Вильфа.

– Она говорит, что не понимает вопроса, герр полковник.

Я мог видеть ноги этой женщины, стоявшие на полике башни чуть выше меня. Ее икры слегка дрожали. Пилот люфтваффе, сидевший напротив меня, тоже заметил это и в удивлении приподнял бровь.

– Спроси ее, знает ли она каких-нибудь важных начальников, офицеров, которые могли бы хотеть защитить ее и радиогруппу, и причину, по которой они хотели бы сделать это.

– Она говорит, что не знает никаких важных офицеров и что она простой радист.

Хелман дал женщине затрещину.

Звук удара разнесся по всему внутреннему пространству танка, отразившись от металлических стенок. Ему вторил сдавленный стон этой женщины. Пилот взглянул на меня и улыбнулся, и с этого момента я возненавидел его.

– Скажи ей, – велел Хелман Вильфу, – что нам некогда добывать у нее правду прямо сейчас. Но если она знает что-то важное, то ведет себя безрассудно. Наши коллеги из разведки будут очень рады поговорить с ней, когда мы отдадим ее им, а они отнюдь не джентльмены, как мы. К тому же у нас сейчас нет времени, мы вынуждены спешить, но они найдут достаточно времени для нее. Она может этому поверить.

Некоторое время продолжался сбивчивый перевод.

– Говорит, что она простая радистка, из самого обычного взвода связи, и что она голодна.

– Довольно. Отведите ее в «Ханомаг» под удвоенной охраной. И пусть двое вооруженных людей за ней приглядывают все время. А с рассветом – танки, вперед!

Я отконвоировал женщину обратно в «Ханомаг». Она резко дышала, на подбородке, там, где ее ударил Хелман, виднелась струйка крови. Она приостановилась в темноте, чтобы вытереть кровь, едва слышно что-то пробормотала по-русски. Волосы ее рассыпались в беспорядке, и я даже в неверном свете луны отметил, что они, длинные и густые, ниспадают локонами на ее плечи. Но меня донесся чистый женский аромат ее волос, запах, уже давно забытый мною.

Повинуясь внезапному импульсу, я протянул ей не доеденную мной банку тушенки и свою вилку. Она взяла их и стала жадно есть. Пошарив в кармане, я нашел там кусок пайкового сахара, который она тоже взяла и съела, запив водой из моей фляжки.

Затем она сказала мне что-то по-русски, но я не мог ее понять.

Доведя ее до «Ханомага», я заглянул внутрь бронетранспортера.

Наши раненые спали в предоставленном им бронетранспортере, забывшись в наркотическом сне, поскольку у машины не имелось крыши, верх «Ханомага» был затянут брезентом, поверх которого набросали веток и снега, так что внутренность машины стала, по крайней мере, более защищенной против погодных неприятностей. В дальнем углу горела небольшая керосиновая печка, согревая внутреннее пространство. Двух медсестер нигде не было видно.

Стоявший рядом «Ханомаг» выглядел куда более уютным. Солдаты и у него закрыли верх брезентом, внутри также согревала пространство другая керосиновая печка. Медицинские сестры были здесь центром всеобщего внимания, они развлекали милым разговором набившихся сюда мотопехотинцев и нескольких танкистов.

Я вызвал двух пехотинцев из этого бронетранспортера и передал им приказ Хелмана держать русскую пленницу под удвоенной охраной. Они отвели женщину в другой «Ханомаг», который также был перекрыт брезентом сверху, но не обогревался, и подсадили ее внутрь бронетранспортера. Затем велел солдатам затопить для нее керосиновую печку, она благодарно улыбнулась мне. После этого пленница улеглась на скамейку, идущую вдоль борта бронетранспортера, свернулась на ней, поджала ноги и положила сложенные руки себе под голову. Солдаты заняли свое место на другой скамье, бросая тоскливые взгляды на «Ханомаг» с медсестрами.