Михаил Шевченко - Избранное

— Это правда? — спрашиваю.

Ответил после паузы:

— Ножка, папа, у меня волшебная. Когда мы идем туда (он махнул рукой назад, к дому), ножка у меня не болит. А если идем туда (он показал рукой вперед), она у меня болит…

Сидим в парке, у фонтана.

— Папа, а кто такой изменник?

— Это человек, который был тебе другом, а потом стал врагом.

— Папа, а если… если наш офицер надел фашистскую форму… пошел к фашистам… они считали его своим другом… потом он… как начал, как начал им вредить!..

И рассказывает целую детективную повесть — фантазию на тему современных кинофильмов.

— Ты знаешь, папа, от кого Гитлер родился? От царя! Потому он и подлец. Потому и застрелился из пистолета.

— Папа, а как я родился?

Объясняю доступно — как, когда и где.

— Ты мне покажи тот дом — Грауэрмана [3] Роддом имени Грауэрмана на Арбате, в Москве. .

Не решался купаться в море. И я не насиловал его. Наконец дней через пять-шесть после нашего приезда он спокойно вошел в море по грудь, окунулся и тут же оглянулся — вижу ли я это. Увидел, что я смотрю, закричал:

— Видишь, папа! Я осмелился!.. Теперь я буду дружить с морем!..

С того дня он купался.

Взбираемся на Карадаг. Максим останавливается и спрашивает:

— Когда строили горы, почему не предусмотрели скамеечки?

— Рассчитывали на сильных путешественников, — отвечаю. — Им, чтобы отдохнуть, достаточно постоять и полюбоваться видом на море.

— Значит, и горы строил силач, — заключает Максим.

— Ты знаешь, папа, одна тетя на набережной хотела меня взять себе. Она сказала: «Пусть мама еще себе купит мальчика». Я не стал ее слушать и ушел от нее. Пусть она сама покупает, раз не может народить! Вот!

Был день рождения Никиты — мальчика, с которым Максим познакомился у моря. Максим плохо вел себя на торжестве — капризничал. Пришлось мне его наказать. Он плакал.

Вечером пошли в кино. Он вроде забыл про ссору, а я мучился — зачем его отшлепал. Надо бы наказать по-другому.

Рано утром Максим пришел ко мне в постель и сказал:

— Я жаловался маме про тебя. Как ты меня наказывал… Но я попросил маму простить тебя. Последний раз простить…

Боже, как мне было стыдно!

— Знаешь, папа, что? Давай оставим здесь, в Коктебеле, свои плавки и будем приезжать сюда купаться каждый день.

— Папа, ты видел, как я плавал в воде?

— Да.

— Тебе понравилось?

— Очень.

— И ты любовался мной?

— Конечно!

Вижу перед собой счастливого человека.

А кто-то третий, может быть, видел нас двух счастливых.

У моря Максим открыл мороженое. Может быть, и этим запомнится ему летнее путешествие. Теперь он часто просит купить ему мороженое.

Приехал я в Лукино, где он гостил у бабушки, и привез ему эскимо. Радости было!

— Не знаю, как уж мне удалось довезти его, — говорю Максиму. — Ты видишь, какая жарища!

— А знаешь, почему ты довез?

— Почему?

— Да потому, что мороженое таяло медленно, а электричка шла быстро.

Захожу в комнату. Лежит, проснувшись, и рассматривает красивый пояс — с кармашками на молниях, разноцветный. Вижу, нравится ему пояс.

— Хорош? — спрашиваю.

— Да-а-а…

— Спроси у дяди Вадима, где ему купили. Я пойду и куплю.

— Не купишь, папа… — озабоченно говорит Максим. — Что ж ты, не знаешь, — его достали!..

Поставил на воду — в бочке — пластмассовый корабль. Выстроил на палубе солдат.

— Смотри, папа! Последний парад наступает. Врагу не сдается гордый «Варяг»!

И обвел рукою солдатский строй.

Утро. Еще все спят. А он уже на ногах.

Расспрашивает меня об армии, о полководцах, о знаменитых сражениях. Рассказываю. Он — весь слух. И неожиданно шепчет:

— Вот, папа, что меня удивляет. Ты же, прежде чем говорить мне о чем-то, думаешь. За это я и люблю твою голову.

И целует меня в макушку.

— Какое совпадение, — отвечаю я, смеясь. — И я твою голову за это люблю.

— Тогда поцелуй ее!

И подставляет свой вихор.

Не расстается с новой книжкой — «Генерал Топтыгин». Всем пересказывает ее и хохочет.

— Что же он так обмишунился, смотритель!.. Принял Мишку за генерала!.. Вот так обмишунился! Ха-ха!..

Приехали в Россошь. Пришли с вокзала домой. Обнялся с дедушкой и бабушкой.

— Бушка, ты ждала меня?

— Дуже ждала, внучек. Дуже!

— Вот я потому и приехал. Я знал, что ты меня ждала.

Едва вошел в дом, спросил:

— Бушка, а мои игрушки целы?

— Та все-все целые, — встрепенулась бабушка Груня (а у самой блестят глаза), метнулась в чулан и вынесла оттуда ящик, полный игрушек.

— О-о! — восторженно закричал Максим.

Через минуту он уже расселся на полу и доставал из ящика автомобили, вагоны, шарики, остатки конструктора…

— Видишь, папа, как меня бабушка Груня любит — все игрушки сберегла. Ты рад, папа, что она меня так любит? Давай сделаем ей что-то хорошее-прехорошее!

Играл во дворе рядом с дедушкой Петей и бабушкой Груней. Потом исчез. Туда-сюда — нет.

Захожу в дом. Глядь, он сидит перед радиоприемником, сложив руки, сцепив ноги. Шла какая-то передача. С хорошей музыкой. Не отвлекая Максима от приемника, я удалился спокойный: он дома.

Минут через семь Максим выскочил на крыльцо и закричал:

— Дедушка-бабушка! Вы не искали меня? Я в доме услышал сказку про Муравьишку!.. И я не мог… не мог… — глаза округлились, брови взлетели, выставлена вперед растопыренная ладонь, — понимаете, не мог не послушать ее!..

И стал взахлеб пересказывать Виталия Бианки — «Как Муравьишка домой спешил».

Поиграл. Прошелся по дому. Прошелся важно — заложив руки за спину, оглядел горницу, спальню дедушкину, спальню бабушкину, оглядел кухню, вышел на террасу, подошел ко мне и на ухо сказал:

— Ты заметил, папа, как у бабушки Груни и дедушки Пети широко и чисто? Будем спать на полу? Помнишь, мы давне-енько не спали на полу…

Дедушка Петя смастерил Максиму мельницу — с дверью, с окошками, и крылья крутятся на ветру. Настоящий ветряк!

Максим три дня не расставался с ней.

— Папа, вот вы все покупаете мне игрушки, а дедушка Петя сам делает!

— Да, — говорю. — Видишь, какой у тебя дедушка. А ты помогал ему?