Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

Клинтон посмотрел на Ельцина веселыми глазами человека, привыкшего к охотничьим байкам друга Бориса. Ширак попросил переводчика как можно точнее еще раз перевести сказанное русским президентом, а Коль лишь хитровато улыбнулся уголками губ…

Иностранные корреспонденты в ажиотаже набросились на пресс-секретаря президента с расспросами и уточнениями. Сергей Ястржембский плел затейливые словесные кружева вокруг «ядерной сенсации» шефа, изо всех сил давая журналистам понять, что не следует очень уж буквально воспринимать его заявление…

Очередной «ядерный» экспромт Ельцина сильно смахивал на авантюру. Создавалось впечатление, что президент не понимал, о чем говорил. Фраза «я сейчас принял решение» относилась к ядерным боеголовкам. Такие решения не могут приниматься единолично и сиюминутно даже главой государства. То было очень похоже на потерю президентом чувства границ власти и публичных заявлений…

Сразу после парижской сенсации Ельцина в Государственной думе разгорелись яростные прения. Председатель Комитета по обороне генерал Лев Рохлин сравнил парижское заявление БН с его легендарным анекдотом о тридцати восьми снайперах, припрятанных оконфузившимся генералом Барсуковым в кустах под Первомайской…

Депутатские вопросы были нешуточные: соответствует ли действительности заявление президента РФ о снятии боеголовок с ракет, нацеленных на страны НАТО? Если да, то почему это решение государственной важности, затрагивающее обороноспособность страны, было принято в обход обеих палат парламента?

Кремль помалкивал. Даже Ястржембский, привыкший «ложиться грудью на пулеметы», некоторое время скромно воздерживался от возможности совершить очередной подвиг. Но недостатка в добровольцах не было. Представитель президента в Госдуме Александр Котенков заявил, что наш президент в Париже говорил «просто о перенацеливании ракет». Такое уточнение еще больше запутывало вопрос, и было ясно, что «адвокат» у Ельцина неважный: отсутствие сильных профессиональных аргументов нельзя было компенсировать даже страстной котенковской патетикой. Российский президент в Париже сказал четко: «со всего снимаются боеголовки».

Вскоре искусство плетения оправдательных кружев вокруг ядерного экспромта президента решил продемонстрировать и министр иностранных дел России Евгений Примаков. Чтобы остудить накаляющиеся страсти, он заявил, в частности, что наши ядерные инициативы будут реализовываться в зависимости от встречных шагов НАТО. То был очень хитрый ход: Примаков пытался успокоить критиков Ельцина тем, что, дескать, хотя Борис Николаевич и решил снять боеголовки, но надо еще посмотреть, как на это отреагирует Североатлантический союз. Заявление Примакова было очень похоже на дезавуирование того, что сказал в Париже Ельцин. Ибо наш президент преподнес снятие боеголовок как данность, а Примаков — как намерение…

Примаков ушел от конкретных ответов на вопросы о том, как прорабатывалось с МИДом решение о снятии ядерных боеголовок и не было ли заявление Ельцина экспромтом. Этот — главный — вопрос так и повис в воздухе. Тогда Госдума обратилась с запросом к министру обороны России генералу армии Игорю Сергееву. Теперь наступала его очередь демонстрировать искусство «уточнять» президента так, чтобы и его не подставить, и самому не подставиться.

Накануне выступления Сергеева в парламенте в Минобороны и Генштабе было много разговоров о том, как министру ловчее выйти из очень непростой ситуации. Говорили, в частности, о том, что мы вынуждены сами все чаще снимать ракеты с боевого дежурства из-за просроченного гарантийного срока их эксплуатации. И просто решили эту меру подороже «продать» Западу. Но почему опять-таки этот вопрос президент не согласовал с парламентом?

После бесед с некоторыми генштабовскими специалистами у меня возникло сильное подозрение, что некоторые высшие арбатские генералы, имевшие непосредственное отношение к РВСН, накануне отъезда Ельцина в Париж подсунули ему идею о снятии боеголовок с ракет в качестве нового «сенсационного прорыва». У Бориса Николаевича давно обнаружилась ритуальная страсть шокировать коллег на переговорах подобными вещами (у нас на Арбате многие и давно знали, что Ельцин уже с первых своих зарубежных визитов требовал от помощников, чтобы они были «яркими» и сопровождались такими предложениями и инициативами, которые бы запоминались всему миру).

Его парижское заявление тоже было явно рассчитано на это, но прозвучало, как говорится, на грани фола. А поскольку оно сильно затрагивало самую важную сферу безопасности страны, обеспокоенная Госдума и решила получить ответ от министра обороны (еще недавно являвшегося Главкомом Ракетных войск стратегического назначения): что стоит за столь громким высказыванием президента? Генералу армии Сергееву предстояла трудная аудиенция с депутатами в Охотном ряду…

Минобороны явно решило сбить остроту вопроса накануне слушаний Сергеева в Думе и сделало упреждающее фирменно-туманное заявление относительно того, что именно имел Ельцин в виду, когда говорил в Париже о снятии боеголовок с ракет:

«…Такие способы и методы включают в себя как мероприятия по ненацеливанию, так и отстыковку головных частей. При этом несение повседневного дежурства организуется только в интересах осуществления эксплуатации таких средств ядерной безопасности…»

Парижское заявление Ельцина породило на Арбате много вопросов: как быть теперь с ядерными боеголовками, скажем, на наших подводных лодках? Если в полетных заданиях ракет уже нет целей в США, а теперь и в других странах НАТО, то куда именно их надо нацеливать впредь? А уж коль ядерные ракеты на субмаринах будут «выведены на ноль», то какой смысл иметь их в боевом составе наших флотов? А как будет вписываться отстыковка нового числа ядерных боеголовок в реализацию Договора СНВ-2, который еще не ратифицирован? Что конкретно имел в виду Примаков, когда заявил, что парижская инициатива Ельцина будет реализовываться при ответных адекватных шагах со стороны стран НАТО? Но поскольку известий о таких шагах не было, то как тогда быть с реализацией уже принятого и объявленного Ельциным решения о снятии боеголовок с ракет?

За годы службы на Арбате я часто сталкивался с тем, что даже высшие генералы вплоть до министра обороны и начальника Генштаба не имели четкого плана нашей политики в сфере ядерных вооружений. И в том не было их вины. В стране уже многие годы не существовало согласованного подхода Кремля, правительства, парламента и Минобороны к этой проблеме, и потому руководству военного ведомства часто приходилось откровенно приспосабливаться к политической конъюнктуре, все чаще идя на поводу у леденящих душу экспромтов Верховного главнокомандующего.