Лидия Герман - Немка

Первое известие, которое принесла нам Евгения Степановна как директор школы, всех обрадовало. За последние дни нашему району в виде гуманитарной помощи было выделено большое количество продуктов питания. Наше исполнительное управление приняло решение в первую очередь обеспечить выпускников школы, т. е. нас, этими продуктами. Назначили дни, с 14 по 16 мая, когда отдельными группами ученики могут подъехать к большому магазину, который я еще никогда не видела открытым, с мешками, сумками, чтобы получить муку высшего сорта, картофель, сахар и т. д. Иногородним лучше приехать на подводах и сейчас следует им идти домой, чтобы сообщить своим родителям об этом. Евгения Степановна, казалось, избегала моего взгляда. Знает ли она, что мне нельзя ехать, не выходило у меня из головы. Домой я, безусловно, не пошла, не могла я им сообщить радостную весть, которая потом обернётся горьким разочарованием. Чувство или мысль о том, что мне нельзя будет сдавать экзамен, было невыносимо для меня. Почти без сна, мне и есть не хотелось. Люба удивлялась, что у меня такой панический страх перед экзаменами.

В эти дни в школу пришел фотограф, чтобы запечатлеть выпускников 1948 года вместе с учителями. Мне не хотелось… Как фотографироваться, если… на душе кошки скребут? Без меня не стали фотографироваться, пришлось стать. Если я — и теперь еще — смотрю на эту фотографию, то вижу дорогие и милые мне лица, а себя бы мне лучше не видеть…

За два дня до того, когда нам по очереди следовало явиться в магазин, на перемене в класс вошла Евгения Степановна и направилась прямо ко мне, мне показалось, запыхавшись. Она положила мне руку на плечо: «Всё урегулировано, тебе не надо идти в комендатуру, поедешь со всеми в Ключи». Мне хотелось броситься ей на шею.

«Евгения Степановна, я сегодня пойду домой, может, я завтра опоздаю на уроки». — «Конечно. Но ты обязательно должна прийти, хотя бы на последний урок». — «Обязательно».

Дома с большим интересом прослушали мое сообщение по поводу экзаменов, и радость была огромна, когда узнали, что предстоит получить продукты — и какие! «Элла, ты пойдешь завтра к Кондрику и объяснишь ему всё. Нам нужна подвода на послезавтра». — «Это может и Лео сделать. А сколько денег ему взять с собой?» — «Этого я не знаю, как можно больше. Я слышала, что самым нуждающимся в классе выдадут сколько-то денег в школе, но я тогда еще не знала, что мне можно поехать». Я знала, что Лео зарезал телушку и почти всё мясо продал на базаре. Значит, деньги у них были.

Что меня испугало в этот мой приход — это болезненный вид одной из моих племянниц-близняшек — Изольды. Она перенесла тяжелую продолжительную болезнь, и теперь она сидела безучастно, как будто всё это её не касается, в то время как Тоня от меня не отходила, ей надо было знать, сколько нам дадут сахара, что еще будет кроме сахара, будут ли конфеты, печенье? Её глаза сверкали, и ей хотелось тоже поехать в Родино за продуктами.

Иза от рождения была поменьше Тони, нежнее и послабее здоровьем. Обеим было теперь по 11 лет, Тоня перешла в пятый класс, а Изольде надо было повторить 4 класс.

С Лео мы договорились встретиться послезавтра в Родино после обеда на площади перед большим магазином.

Ранним утром следующего дня я отправилась в Родино и пришла как раз ко второму уроку. Это был последний урок немецкого языка. Елена Казимировна пожелала нам всем успешно сдать экзамены… «И лучшей ученице по моему предмету я хотела бы подарить этот словарь. Герман, я думаю, он тебе пригодится в будущем». — «Спасибо, Елена Казимировна». Я взяла книгу. В глазах у неё были слёзы. Она же тоже была немка. «Немецко-русский словарь», авторы Г. Ф. Полак и Е. Б. Линднер. Около 22 000 слов с приложением грамматических таблиц. Издано в 1937 г. Этот словарь и теперь стоит у меня на книжной полке, и теперь еще изредка заглядываю в грам. таблицы.

Так как я сегодня прямо из Кучука пришла в школу, я решила на перемене сбегать домой и показаться Любе. Дома были муж Любы и Наташа. На мой вопрос, где Люба, он ответил, что она у соседки, чтобы посоветоваться, в чём ей идти на день рождения, куда они приглашены на сегодня. Я отломила кусок хлеба и убежала в школу. После уроков, после консультации я пришла домой, Люба гладила и спросила, какая из блуз больше подходит к этой юбке. Мне ни одна не нравилась, и я спросила, нет ли у неё платья. «Нет, только это, в котором я пригон от навоза очищаю». Обе мы посмеялись. «Люба, может быть, ты надела бы моё платье? Никто его не видел на мне, кроме как на сцене». — «Это красивое синее?» Я кивнула. «И ты хотела бы, чтоб я его надела?» — «Конечно, с удовольствием. Почему же нет?» Люба достала из своего шкафа моё платье. «Не делай глупостей! Тебе не пойдет это платье», — строгим тоном сказал её муж.

«Ты думаешь? Я только померяю». Она надела платье. Люба преобразилась, она очень хорошо смотрелась в этом платье. «Не идет оно тебе. Сними!» Её муж не уступал. А мне показалось, что он любовался своей женой, а говорил неправду. Может быть, он не хотел, чтобы она показалась в чужом платье? Может, он уже намерен купить Любе красивое новое платье? Кто знает? Люба сняла платье, надела свое, и они пошли.

Следующий день был нашим последним учебным днем. Вечером состоялось собрание совместно с родителями, где нам подробно объяснили, где и когда мы будем отъезжать. Мне было разрешено прийти без родителей на собрание. Даше и мне выдали по 140 рублей. После школы я побежала к моей бывшей хозяйке Александре Михайловне, спросила, можно ли мне сегодня у неё переночевать, т. к. мой зять сейчас приедет за продуктами и увезёт сразу все мои постельные принадлежности, а у Любы нет матраца. Саша, казалось, обрадовалась, дескать, её мать давно не была у старшей дочери Моти, пусть у нее переночует.

Лео ждал меня уже около часа, сказал, что одна девица с матерью из совхоза «Степной» сейчас в магазине, а моя очередь сразу за ней. Это, несомненно, была Даша. Её подвода стояла у самой двери. Из четырёх окон магазина, которые я за все годы пребывания в Родино видела только закрытыми, предстало теперь одно с тусклыми стеклами и открытыми ставнями, остальные три, как и прежде перетянутые по диагонали поверх ставень крепкой полосой железа, были замкнуты внизу мощными висячими замками и наводили на мрачные мысли.

Когда потом вызвали мою фамилию, Лео подвёл повозку к двери, и мы вошли. Магазин был заставлен мешками, ящиками, картонными коробками, а возле продавщицы стояла большая бочка. Лео остался у двери, я подошла к продавщице. «Сколько бы ты хотела получить муки?» Испуганно я вытаращилась на неё. «Я не знаю». — «Ты можешь и полный мешок взять». Опять я испугалась. «А что это стоит?» Она назвала цену, я посмотрела на Лео, он радостно закивал головой. «А мешок ты принесёшь пустым и выхлопанным перед вашим отъездом». Мешок был вдвое больше наших обычных мешков. С картошкой обошлось быстро и без вопросов — мы взяли мешок. Потом спросила она, сколько я бы хотела сахара. «Сколько мне можно?» По-моему, мы получили 10 кг. сахара-песка. За этим последовала манная крупа. Теперь она показала мне огромную оранжевого цвета рыбину, не меньше 50–60 см., и толстая она была на удивление. Никогда я не видела такой рыбы и в восхищении посмотрела на Лео. Он опять кивнул. «Этой рыбы полагается только по одной, если хочешь, можешь взять только половину». — «Нет, целую», — сказал Лео. Это был копчёный лосось, или сибирская кета. Затем мы получили копченую колбасу, сельдь из бочки, конфеты и печенье на выбор (я выбрала самые дешевые) и консервы, тут я растерялась, у нас никогда не было консервов, и в Мариентале не было. И всё-таки мы взяли несколько баночек варенья и еще что-то. Лео заплатил, мы поблагодарили продавщицу и пошли на погрузку. Какой-то мужчина, всё это время стоявший недалеко от Лео, помог нагружать.