Лидия Герман - Немка

«Мой муж сейчас придёт, повезло, что он сегодня дома, а то он больше в разъездах — по службе. Он работает страховым агентом. Я всё время одна дома с дочкой, с тобой мне было бы не так скучно».

«А сколько за квартиру?» — «Нисколько. Ты могла бы иногда за ребёнком присматривать, когда я в пригоне, или воду из колодца приношу. Могла бы ты?» — «Безусловно, вообще без проблем, но только после школы, воду я сама могу приносить и до школы».

Девочка проснулась и широко открытыми глазами смотрела на меня. Мама взяла её на руки, а я спросила, как её зовут. «Наташа», был ответ. Я тоже представилась. Молодую женщину звали Люба, ей было 20 лет, скоро ей исполниться 21. А мне скоро 19. Она была уже три года замужем, а Наташе скоро будет 2 года. Я поманила девочку руками, и она потянулась ко мне. Так она оказалась у меня на руках. Пришёл муж, и Люба вдруг ожила словно, бодро она поведала ему о моём положении, и что ей бы очень хотелось, чтобы я у них жила — до конца учебного года, ведь осталось всего шесть месяцев. Пётр, так звали мужа Любы, был на всё согласен. Люба настояла, чтоб я сегодня ещё переехала, и она хотела мне при этом помочь. Пётр остался с девочкой.

В комендатуре я объяснила, почему я меняю квартиру. Так Люба узнала, что я обязана отмечаться в комендатуре. Тогда я не знала, что все мои хозяева значились в комендатуре как ответственные за меня. По-моему, и директор школы, и мои классные руководители были моими надсмотрщиками. Слава Богу, я тогда не знала об этом. Как бы там ни было, мне было хорошо у Любы и с Любой.

До зимних каникул мне оставалась одна неделя. Я наслаждалась новыми жилищными и жизненными условиями вблизи от школы, и прежде всего, наверное, возможностью при электрическом свете читать и выполнять уроки. В любое время я могла разжечь в грубе огонь, если уже всё потухло. И сама Люба восполняла пробелы в моём одиночестве, она заменила недостающую мне школьную подругу. Её радушие, её добросердечность имели благоприятное воздействие и иногда я игнорировала свои задания, чтобы с Любой по душам поболтать.

Люба выросла далеко от Родино, в маленьком селе другого, не Родинского района. Её отец погиб на войне, мать пробивалась в колхозе, с перерывами Люба закончила семь классов и работала потом табельщицей (или контролёршей). В это время вернувшийся после войны Пётр увидел на каком-то мероприятии эту девушку. Последовало объяснение в любви, а затем предложение жениться. О своей любви к Петру, который лучше всех, красивее всех и умнее всех, Люба не могла говорить без слёз. После женитьбы они перебрались в Родино, где он, как участник войны, получил в райисполкоме работу страховым агентом и к тому же эту хорошую квартиру. Люба была вне себя от счастья. Первый год прошёл как во сне, он каждый вечер приходил домой, независимо от расстояния до села, в котором он в этот день работал. Иногда приезжал на попутных, иногда на велосипеде или пешком. «Теперь он приезжает только по субботам», — сказала Люба так грустно, что у меня чуть слёзы не выступили. Об этом рассказала мне Люба несколько недель спустя. До этого она всё интересовалась, почему у меня нет друга, любимого человека. «Такая девчонка… тебе 19, в твоём возрасте я уже была замужем и ребёнок был. Что, у вас в школе нет мальчишек? Или в классе?» — «Есть. В нашем классе 12 мальчишек и 5 девочек, и ни у одной из нас нет друга». Люба только качала головой, не могла она этого понять.

В январе, после моих каникул, при морозе 40 отелилась у них корова. Телёнка принесли в комнату и положили на слой соломы возле двери перед печью. На следующий день он уже сухой стоял на ногах, хотя не совсем твёрдо. Я его гладила и похлопывала, подводила к нему Наташу, чтоб она погладила телёночка. Малышка радовалась и звонко смеялась. Люба только насмешливо улыбалась, говорила, что я наивна как ребёнок. Неделю, по-моему, находился телёнок в квартире. Наташа уже привыкла и сама подходила к нему. Однажды я погладила телёнка по спине, обняла его и поцеловала в лоб, затем пошла к столу, чтобы делать уроки. «И не стыдно тебе?» — раздалось. «За что?» — испуганно спросила я. «Телёнка целовать. Парня тебе надо обнимать, к себе прижимать и целовать, а не телёнка». — «Люба…» Я смутилась крайне, а Люба очень серьёзно продолжила: «Это же не нормально, что ты не интересуешься мальчишками, я уверена, что многие в школе влюблены в тебя». Что мне ей ответить? Что… я же немка, и мне нельзя любить парня, который мне нравится? Она же знает кто я, почему она этого не понимает? А я не хотела об этом говорить, будто я жалуюсь на свою судьбу, как немка из России, из страны, в которой все могут быть только счастливы. Не хотелось мне уже делать задание, легла я на свою койку, повернулась к стене… На стене над моей кроватью (шириной 60 см.) вместо ковра висел большой плакат — один из тех, которые Любин муж распространял по району. Мой плакат-ковёр призывал к восстановлению разрушенного войной народного хозяйства страны в 5 лет. На фоне строительства высотного здания с новейшими кранами и другими механизмами стоит молодой человек в очках, в кепке с козырьком и с логарифмической линейкой в руках. Взгляд его задумчиво обращён куда-то вдаль. «Посмотри, Люба, вот это мой жених, за него я бы вышла замуж». Медленно я провела рукой по картине, по изображению молодого человека, по-видимому, инженера-строителя.

«Когда-то он придет, и я пойду с ним…» Безусловно, это была шутка, но это было и какое-то обещание. В первый раз я посмотрела внимательно на этого молодого человека. Я искала в нём сходство с Павлом. Находила ли его? Скорее всего, нет… И какие глупые мысли только не лезут в голову! И к чему ломать себе голову над этим? Домашнее задание не выполнила, может, завтра получила бы пятёрку по математике…

На новогодний вечер я не осталась. Собственно, была я только один раз в жизни на так называемом бал-маскараде. Это был новогодний вечер с 1945 на 1946 год, на котором я была в костюме «шахматы».

Теперь же я шла домой в наилучшем настроении. Моему новому жилью все, конечно, обрадуются. И в клубе я опять приму участие в большом представлении. Мама и бабушка Лиза действительно обрадовались, но Элла как-то равнодушно отнеслась к моему сообщению. Зато на ужин приготовили в честь моего прихода жареную свинину по-мариентальски. За две недели до этого зарезали поросёнка, теперь у нас было мясо, сало и смалец, и я могла взять немного с собой в Родино. Это была радость! С 1941 года не было мяса, кроме случая, когда корову сестры Марии пришлось зарезать. Теперь мы встречаем 1948 год. Опять воспоминания, разговоры о тех, кто уже никогда не вернется.

На репетициях я встречалась с Верой Шевченко и Маней Цапко, которые тоже принимали участие в представлении. С Верой мы особенно подружились и впоследствии встречались постоянно, если наши посещения Кучука совпадали.