Лидия Герман - Немка

Всё это продолжалось, как мне казалось, нескончаемо долго… Потом она ушла со словами: «Будьте вы трижды прокляты — все трое». Теперь я всё-таки расплакалась… Юрий пытался меня убедить, что не только мне она устраивает такие сцены, но и другим… Как-то меня это уже не интересовало, а себя я убеждала, что надо положить конец… чему-то…

И только в его руках я успокоилась. Он и я. Да защитит нас Вселенная.

На следующий день мы были в Загсе. Опять мы вдвоём. Очень приветливо с нами обошлись, но… я осталась на своей фамилии Герман. Не имела я права принять фамилию мужа.

Георгий Иванович Евтухов, национальность — русский, и Лидия Александровна Герман, национальность — немка. «Ну и что? — сказал Юрий, когда мы вышли. — Твоя фамилия Герман, между прочим, красивее намного, чем моя. И я уверен, что придет время, когда мы с тобой будем носить одну фамилию».

Спустя неделю весь мир был потрясен новостью — Сталин умер. Не то, чтобы я радовалась, вовсе нет, но плакать я тоже не могла. Вся Россия плакала горькими слезами. Мне же казалось, что где-то вдали взошёл маленькой огонёк надежды.

Но ничего не изменилось после смерти Сталина, всё осталось, как прежде.

Мы двое, Юрий и я, начинали нашу супружескую жизнь в радости и любви, в ожидании нашего ребёнка и в надежде на светлое будущее…

Письмо от моей сестры потрясло меня — моя мать умерла 16 марта 1953 года. Была среда, начало апреля. У меня не было занятий, Юра был на работе. Было невыносимо целый день оставаться одной, я написала Юрию записку и пошла к бабушке Дуне. Она утешала меня тёплыми словами, спросила, крещёная ли я и какой веры моя мама. Я сказала, что у нас все католики и меня крестили в католической церкви, и всё. Тогда бабушка Дуня молилась по православному за спасение души усопшей Ефросиньи. Я сидела и слушала и вспоминала мою маму… Вечером пришел за мной Юрий.

В конце июня Юрий получил ордер на однокомнатную квартиру в новом доме. Большая светлая комната с балконом, кухня, прихожая. С большой радостью перебрались мы в эту квартиру, но…

Наступило лето, и приближалось время вступительных экзаменов для Юры. Еще в июле мы подали заявление в комендатуру с просьбой разрешить мне выезд на постоянное место жительства в г. Новосибирск. В конце июля Юрий поехал в Новосибирск и вернулся 10 августа. Экзамен он сдал отлично и был зачислен на учёбу. На следующий день мы были в комендатуре. Нам обещали своевременно дать ответ. Я была уже на восьмом месяце, и Юрий взял на себя все посещения комендатуры. Здесь хотелось бы мне привести один эпизод из недавнего прошлого. Это было еще до оформления нашего брака, по-моему, при посещении комендатуры, когда я перешла от Клавдии С. в общежитие, тогда один из комендантов, как-то доверительно глядя мне в глаза, дал мне добрый совет, чтобы я не соглашалась на брак с этим молодым человеком. «Поверь мне, — сказал он, — это не принесет вам обоим ничего доброго. Оставь его, пока не поздно». Я тоже смотрела ему в глаза и не ответила ничего.

Теперь мы ожидали разрешения на выезд… Юрий и слышать не хотел, чтобы я осталась одна в Барнауле. Я тоже этого не хотела…

«Тогда поедем без разрешения, — сказал он твердо. — Ты только не бойся, я беру всю ответственность на себя, и если они такие бесчеловечно жестокие, то я пойду с тобой в тюрьму». — «На 20 лет строгого режима?» — «На все 20 лет».

Мы складывали чемоданы. Недавно я купила маленький фотоальбом и вставила в него уже мои, совсем немногие фотографии. Юрий подал мне немало карточек с себя и своих родственников, которые он взял у своей матери. С интересом я разглядывала их и вставляла в альбом. Тут мне бросилась в глаза маленькая фотокарточка; конечно, это был Юрий, но она мне показалась уже знакомой. «Юра…» Я вспомнила и рассмеялась, и не могла глаз оторвать от этого маленького снимка. Юрий подошел. «Это я так смешно выгляжу?» Он хотел взять снимок. «Нет, совсем наоборот. Сядь на минутку…»

И я рассказала ему историю с плакатом, когда я жила у Любы в Родино и училась в 10-м классе. «Молодой человек точно так же выглядел, как ты на этом снимке, только в руках у него была логарифмическая линейка, и стоял он на фоне высотной стройки». Юрий показал на свою логарифмическую (инженерную) линейку, которая еще не была упакована. «Тогда я пообещала своей хозяйке, что я когда-нибудь выйду замуж за этого молодого человека».

А Юрий рассказал мне, как он во время экзаменов в Новосибирске встретился с двумя своими друзьями, с которыми он учился вместе в строительном техникуме в Барнауле. С одним из них он проживал в одной комнате, с Владимиром Тюркиным. В первый вечер они сидели вместе и рассказывали друг другу о своей работе, о жизни. Владимир был больше года женат, и их сыну уже исполнилось полгода. Они оба достали фотографии из своих карманов. «Моя блондинка, и у неё большие голубые глаза», — сказал один. «Моя тоже», — сказал другой. Оба засмеялись. «Мою зовут Лида», — сказал один. «Мою тоже». После короткой паузы. «Только моя — немка». — «Моя то-о-же». — «Моя родом из Мариенталя на Волге…» — «Нет, моя родилась на Украине, в Григорьевке». Тогда выяснилось, что Лида Тюркина (рождённая Гутшмит), хотя родилась на Украине, но семья её, когда она была еще маленькая, добровольно переселилась в Сибирь, и они, следовательно, были независимы от комендатуры, т. е. остались свободными. И при женитьбе не было проблем, Лида получила фамилию мужа.

Второй друг Алексей Мушуров был тоже женат, и его сыну было уже полтора года. Алексей был на четыре года старше Юрия. Его в 1945 году взяли в Армию, он попал на фронт, получил ранение и был определен на лечение в госпиталь города Сочи на Черном море. Там он, волею судьбы, познакомился с совсем юной санитаркой Любой. После госпиталя, к этому времени и война закончилась, приехал Алексей в Барнаул, и как участник войны, был без экзаменов принят в строительный техникум, где он и подружился с Юрием и Владимиром. После техникума он поехал в Сочи и привез свою Любу на Алтай. Все трое после техникума отработали по три года в разных местах, и теперь встретились в Новосибирске и поступили на специальный курс для выпускников строительного техникума, отработавших на строительстве не менее трёх лет. Как стипендия за ними сохранялась зарплата за последний год работы, не превышающая, однако, 1200 рублей в месяц. Таким образом, студенты этого курса были почти все семейные. Мне тоже можно поехать с мужем, но только без паспорта и без разрешения НКВД. Моя свекровь, между тем, приходила к нам в гости и попросила у меня прощение. К нашему отъезду она принесла стёганое детское одеяльце в подарок внуку или внучке. Её сестра Наталья, Юрина тётя, подарила нам хорошую, по тем временам, железную полутораспальную кровать, к ней еще матрац. Кровать стояла упакованной у стены. Детские вещи, которые я сама сшила, и одеяльце я сложила в самодельную сумку из материи. Мой арестантский чемодан был уложен, и Юрин, хотя настоящий, но совсем обтрёпанный, был до предела набит.