Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Меня тянет туда. Я хочу веселиться.
Только вход в этот зал для меня не открыт
К этим людям я больше не смею явиться.
Да, я презрен навеки, я всеми забыт

Звуки вальса доносятся, нежные звуки.
Мне под звук голосов хорошо самому.
О, коснутся ль меня эти белые руки
И прильнёт ли головка к плечу моему?

Да, я верю, я верю, моя дорогая,
Моя милая девушка явится вновь!
Я стою я, задумчив, её поджидая,
И я верю в одно: верю только в любовь!

Мы долго гуляли. На крыльях могучих
Уж вечер спустился на сад.
По небу летали крылатые тучи,
Померкнул печальный закат.

При блеске заката сверкали оконца,
И тучи по краю небес
Пылали в лучах угасавшего солнца,
Шумел в отдалении лес.

И было всё тихо. Лишь ветер порою
Шептался с зелёной листвой,
Да речка плескала. Как чистой слезою,
Трава напилася росой.

И не было шума там с улицы слышно.
Огни зажигались в домах.
Уснули деревья угрюмо и пышно…
А мы всё гуляли впотьмах.

Мы бегали много, мы громко смеялись,
Кидались душистой травой,
Далёко наш говор и смех раздавались.
Как вечер прекрасен весной!

Где ты теперь? В лесу глухом,
В долине мрачной и унылой.
Ты бросил всё, и свет, и дом,
Ты бросил жизни путь постылый.
И вот теперь на путь иной
Ступаешь слабою ногой.
Чего жалеть? Ты бросил сон
Один, обманчивый и властный,
Тебе принёс страданья он,
И ты ушёл от жизни праздной.
Ты бросил славу и покой,
Ушёл далёко в лес глухой,
Ты променял свои чертоги
На келью мрачную, пустую,
Свою одежду дорогую
На ризы тёмные и чётки,
И научился в час ночной
Ценить молитвенный покой…
Чего же более желать?
Теперь оторван ты от мира.
Уж нету у тебя кумира
И больше нечего рыдать.
Зачем же в час воспоминанья
Ещё звучат твои рыданья?

Я верила в жизнь, но и жизнь обманула меня.
Я верила в детство, в счастливые детские годы.
Я жаждала ласки и правды любви и свободы,
Чтоб детские дни провести, беззаботно любя.

Но жизнь, я узнала, — тяжёлое, страшное бремя.
Оно подавило счастливые детские дни.
Зачем родилась я в такое несчастное время,
Зачем в моём сердце так рано потухли огни!

Не знала я счастья, невинного, детского счастья.
Не знала веселья в кругу дорогой тишины.
Росла я средь бури, в безумных порывах ненастья.
Росла я в печальном разврате любимой страны.

Чей глас в печальный вечер лета
В бездонной неба глубине,
Как лира страстная поэта,
Звучит в вечерней тишине?

Чей зов призывный, зов могучий,
Печальный зов меня зовёт?
Чей голос нежный и певучий
В порыве горести поёт?

Хорошо горевать, когда сердце болит,
Когда горе душой овладело,
Когда солнце на небе так бледно горит,
Когда туча на землю слетела.

Хорошо тосковать, когда песни мечта
Льёт унылые, грустные трели,
Когда жизни вопрос есть одна лишь черта
Бесконечно печальной свирели.

Хорошо горевать всей душою своей,
Когда горе так низко слетело,
Горевать средь ночей, средь безумных ночей,
Пока сердце остыть не успело.

О, кто с ипподрома дерзнёт говорить
О славе и чести России,
О, кто её раны возьмётся лечить,
Кровавые, горькие, злые!

Кто скажет: «Мы — братья родимой страны,
Так дайте же, братья, мне руки,
Идёмте на битву, страдальцы-сыны,
Потерпим лишенья и муки.

Погибнем же, братья, в кровавом бою,
В бою за любовь и за славу,
Довольно врагам в нашем древнем краю
Чинить свои суд и расправу.

Восстаньте же, братья, смелее вперёд,
Спасём нашу землю родную,
Отыщем в потёмках заблудший народ,
Откроем всю правду святую!

Мы — гений, мы — слава отчизны родной,
Изгоним навеки обманы…»
Но, братья, на сердце России святой
Залечим ли горькие раны?

Меня зовут к себе дубравы,
Их вечно дремлющий покой.
Уйти от суеты мирской
И бросить светские забавы.
Там монастырь меня манит.
В тени дубрав его высоких
И толпы храмов одиноких,
И стройный ряд младых ракит.
Кругом, повсюду лес кудрявый,
Ряд дымных келий, церкви, двор,
Плетёный, низенький забор,
Храм монастырский величавый…
И всё… Широкими ветвями
Лес осенил тот тихий холм,
Деревья шепчутся листами,
Как будто молятся… о чём?
Там ввечеру, когда всё спит,
Под серой ночи пеленою
Прекрасный звон над всей землёю,
Как глас Всевышнего звучит.
Из дальних келий в скромный храм
Спешат монахи вереницей,
Спешат к растворенным вратам,
Идут душою помолиться.
А в храме полумрак, простор,
Пылая, свечи догорают,
Лампады кроткие мерцают,
Поёт молитвы стройный хор.
О, как хотелось мне тогда
Войти в тот храм уединённый
С прямой молитвою свободной,
Перед иконою Христа
Склонить колена и с мольбами
Склонить усталую главу,
И думать, думать ввечеру,
И плакать горькими слезами.

Тихий шёпот ветвей.
Молчаливый камыш.
И прозрачный ручей.
И полночная тишь.
И страданье души
Мимолётной весной…
И стоят камыши
Над уснувшей рекой.
И на небе луна.
Звёзд полуночный рой…
Я страданьем полна
Быстрокрылой весной.
В звуках песни слышна
И тоска, и печаль.
А за лесом видна
Беспредельная даль…
Не манит тот покой,
Не зовёт тишина…
Смерть, явися за мной —
Я тебе отдана!

Напрасна жизнь, напрасны увлеченья,
Не надо более напыщенной любви:
Мы все во мраке, в бездне заблужденья,
Мы в омуте тоски, печали и крови…

Бесприютная, безлюдная
Ночь глядела мне в окно.
На устах молитва чудная
Замерла давным-давно.

На душе моей напрасная
Пробудилася тоска,
Безответная, бесстрастная,
И от сердца далека.