Зинаида Чиркова - Вокруг трона Екатерины Великой

Вместе с Завадовским, сумевшим обольстить Екатерину и короткое время бывшим в фаворе, приехал в столицу и Безбородко, неотёсанный, неуклюжий малый, обладавший феноменальной памятью и изумительным знанием русской грамматики, хотя по-русски он говорил с тем малороссийским неисправимым акцентом, над которым смеялись все, кто мало-мальски слышал этого секретаря.

Долгое время и сам Безбородко не был известен Екатерине — он работал под началом опытных секретарей, и никто не собирался представлять его императрице. Случилось это внезапно, вдруг.

Масленица в семьдесят пятом году была особенно праздничной, отличалась множеством игр и забав, всевозможных гуляний и развлечений. Все секретари Екатерины воспользовались перерывом в работе и исчезли на всё время праздника. Остался один лишь Безбородко. Ему некуда было пойти, он ещё не успел завести в Петербурге нужные знакомства и потому продолжал и в дни праздника сидеть в канцелярии и делать выписки, нужные секретарям, которым доверяла Екатерина и которые пользовались её вниманием.

В то утро Екатерина завтракала одна, что случалось крайне редко, потому что есть в одиночестве царица не любила, за исключением первой утренней чашки кофе. Бесшумно сновали камердинеры, слуги в белых перчатках вносили одно за другим праздничные масленичные блюда. Последними внесли две большие тарелки, на которых стопкой были сложены белые красивые настоящие русские блины.

Екатерина села за стол, надкусила первый блин, обмакнув его в тарелку с густейшей сметаной, проглотила первый кусок и безмерно удивилась — блины были ещё горячими, источали прекрасный аромат, а мёд, икра и растопленное масло создавали неповторимый натюрморт.

— Жалко, что никого нет, чтобы оценить такую вкусноту, — сказала Екатерина и велела посмотреть, есть ли кто из секретарей на месте.

Камердинер Зотов тихонько заметил, что в приёмной нет никого, а в секретарской сидит только один, новичок, из хохлов.

— Хохол? — переспросила Екатерина. — Но он тоже, верно, любит блины?

И Зотов, не дожидаясь дальнейших указаний, пошёл за «секретарём».

Екатерина оглядела неуклюжего хохла, с поклоном остановившегося на пороге столовой, обратила внимание на его толстые ноги с плохо натянутыми чулками, на его толстогубый рот и жестом пригласила за стол.

Ему тут же поставили прибор. Екатерина ласково улыбнулась и велела не стесняться.

— Блины вкусные, — сказала она, — отведайте, вам понравятся.

И сама принялась за блины.

Хохла не надо было просить дважды. Он свернул первый, лежащий на самом верху стопки, румяный блин конвертиком, ткнул его в мёд и потащил в большой красногубый рот. Тонкая ниточка мёда протянулась вслед за блином.

Он смачно облизнул эту ниточку, откусил сразу половину блина, и лицо его просияло.

Екатерина молча наблюдала, как ест хохол. Его аппетит заразил и её, она тоже свёртывала конвертиком блин, макала его в мёд и следила, когда порвётся тонкая ниточка мёда, тянущегося за блином.

«Секретарь» ел и ел, и лицо его сияло блаженством...

Екатерине всегда было приятно, если возле неё было хоть одно довольное, счастливое лицо. Хохол ел, откусывая зараз половину блина, и глаза его, большие и чёрные, словно бы замаслились, сделались уже, тонкими щёлочками выглядывали между толстых круглых щёк.

— И давно вы у нас? — спросила Екатерина, всё ещё следя, как вкусно и обильно ел хохол.

— С неделю, — едва ворочая языком в набитом рту, ответил он.

— И чем заняли вас мои секретари?

— Законами, — всё так же с набитым ртом ответил хохол.

— А-а, — протянула Екатерина и уже хотела было встать из-за стола, но подумала, что такой аппетит надо поощрить, и, чтобы хоть что-то спросить, промолвила: — И закон о маетностях [39] Маетность — здесь: поместье. в Малороссии уже попадался вам?

Хохол прожевал, вытер губы салфеткой и проговорил закон о маетностях слово в слово.

Екатерина изумилась. Она бы и по «Книге законов» не смогла прочесть этот текст так, как пробарабанил его хохол.

— А точно вы сказали? — спросила она.

— Можно проверить, — приятным баритоном ответил хохол, — страница шестьдесят пять во втором томе «Книги законов»...

Екатерина мигнула Зотову, и он почтительно наклонил к ней голову.

— Принеси, — коротко бросила она, и Зотов бесшумно исчез.

«Книга законов», которой пользовалась Екатерина, была старая, потрёпанная, с обтрёпанной обложкой, но императрица быстро пролистнула её, нашла указанную хохлом страницу и заложила её пальцем.

— А ну-ка повторите, как вы сказали, — велела она, и «секретарь», нимало не смутившись, снова прочёл статью закона, не ошибаясь ни в одной точке.

Екатерина следила за тем, что он говорил, по книге. Всё было верно, хохол точно повторил статью закона так, как она была напечатана.

Она решила экзаменовать его: вдруг эта статья была единственной, что он знал наизусть? Она пустилась спрашивать его о других статьях, открывая книгу на той или другой статье и водя пальцем по тексту. Хохол наизусть шпарил статьи одну за другой...

— Да ты просто клад, — восхитилась императрица, — такая же память, как у моего воспитанника Потёмкина... Кстати, как тебя зовут?

— Александр, батюшка мой Андрей — вот и выходит, что я Александр Андреевич Безбородко...

— А что, фамилия такая или казус какой был? — снова спросила императрица.

Час от часу хохол нравился ей всё больше и больше.

— А предки мои, Ксенжницкие, были люди воинственные. Прапрадеду снесли саблей подбородок, его и прозвали Безбородкой, а потом уж он передал нам свою фамилию...

— Учился где? — продолжала допрашивать его императрица.

— Закончил петербургский кадетский корпус, затем учился в киевской академии, состоял на низших должностях в Малороссии. И вот князь Румянцев взял меня в свою канцелярию: считалось, что я хорошо умею составлять всякие официальные бумаги.

— Так это ты донесения Румянцева составлял? — вновь спросила императрица.

Хохол только еле заметно кивнул головой.

— Значит, так, — подытожила разговор Екатерина, — будешь разбирать прошения, что ко мне направляются. Тысячи просьб, всех упомнить надобно, кто и что просит. Каждый день будешь докладывать мне и писать на них ответы...

Безбородко вскочил, начал низко кланяться, бормоча благодарности милостивой императрице, ввернул несколько подходящих комплиментов о добром сердце и светлом уме и заверил, что со всем усердием будет стараться оправдать оказанное ему доверие...

Безбородко не сказал императрице, что уже в действующей армии Румянцева занимал он положение не слишком низкое.

Уже позже, рассказывая об этом периоде своей жизни, он писал: