Игорь Дедков - Дневник 1953-1994 (журнальный вариант)

Через какое–то время приезжают из Костромы работник обкома партии Самарина, и с нею — человек из Цека. Оказывается, рассказывал далее Вестников, какой–то “злопыхатель” (его слово) написал письмо в Центральный Комитет, где возмущался тем, что весь колхоз был поднят на ноги, чтобы наловить высокому начальнику ценной рыбы. В конце разбирательства, в ходе которого стало ясно, что “весь колхоз” никто “на ноги не поднимал” и все трудились спокойно, москвич вдруг говорит: хоть бы показали, что это за рыба такая — стерлядь, а то говорим–говорим про нее, а я ее и в глаза не видел?.. Посадили гостей в машину, отвезли к рыбакам, те показали: вот стерлядь с ветлужских перекатов, но вчерашняя — вчера выловили... А потом, видя, должно быть, жгучий интерес гостя, спрашивают: а вы когда уезжаете? Завтра? Так к утру добудем и свежей стерлядки. И добыли. Письмо было “закрыто”, расследование закончилось.

Вестников рассказывал все это как нечто любопытное (вот, к примеру, сколько было в недавнее время стерляди!), но абсолютно нормальное, естественное и, разумеется, без тени осуждения и сомнения.

Колхоз “Совет” имел своим центром приветлужское село Ивановское, и я давным–давно там бывал. В колхозную контору к Вестникову зашел неудачно (<���он> куда–то уехал), но интересовался я не колхозом, а школой–интернатом и материал собрал хороший. Бродил вечером в старом парке бывшего поместья замечательного человека — Лугинина [160] Лугинин В. Ф. (1834 — 1911) — ученый–термохимик, прототип одного из героев романа Н. Г. Чернышевского “Пролог”, владелец большого поместья в с. Рождественское Костромской губернии. , спускался к Ветлуге, выступал перед учащимися интерната. Что говорил, не помню, хотя кое–что и не забылось: призывал ребят, чтобы мечтали, не отказывались от своих желаний и стремлений... А тогда уже вовсю внедрялась Б. С. Архиповым, секретарем обкома по идеологии, система, навязывающая сельским ребятам узкий выбор, сельские специальности — без всякого учета индивидуальных способностей и желаний. На практике, возможно, многое учитывалось учителями, но пропаганда велась именно таким решительным и поверхностным образом...

14.10.82.

Тома пересказывала содержание сегодняшней “Планеты” (демонстрации в Кракове и Варшаве, слезоточивые газы и брандспойты), и я чувствовал, что если заговорю, голос мой прервется... Уже десять месяцев, как длится военное положение, а Лех Валенса под арестом. (“Планета” — сводка международной информации ТАСС для служебного пользования, передаваемая ежедневно по телетайпу; обычно ее читает редактор, а затем приезжает кто–нибудь из обкома и забирает.) Когда–то читал “Планету” и я; иногда удается прочесть и Томе. При так называемом “взрыве информации” осведомлены мы плохо. Информация дозируется властью как опасное лекарство. <...>

В Лондоне, показывало телевидение, состоялся военный парад, посвященный победе над Аргентиной. Наш комментатор сказал, что бравурные марши и патриотическо–националистический угар не могут заглушить скорби о погибших и раненых на Фолклендских островах. И даже назвал цифры. Раненых, кажется, семьсот с лишним человек. Я невольно подумал, а сколько же наших — в полной тишине и безвестности, — ни в газетах не пишут, ни по радио не говорят, ни в телевизионных кадрах не мелькнут, — сколько же их на афганской земле полегло или покалечено? Или нашим, как и прежде, нет счету? <...>

Очень интересна переписка Леонтьева с Розановым. Точнее — письма Леонтьева Розанову с развернутыми комментариями последнего (“Русский вестник”, 1903). Как–то я попросил в библиотеке снять мне ксерокопию, мне ее сняли, и я о ней забыл. На днях же наткнулся, стал читать и теперь уже заканчиваю. Чрезвычайно интересен Леонтьев, но не менее — Розанов. И конечно же Розанов ближе, а иногда — удивительно точен. Все вместе — доставляет удовольствие независимо от того, чужое мне это или нет. Это связано, вероятно, с тем, что леонтьевский и розановский углы зрения–понимания по–своему уникальны и независимы. Кроме того, получаешь удовольствие “стилистического” рода, когда читаешь, к примеру, про веревку, намыленную любовью, или про “аксельбанты”, без которых Леонтьев не захотел бы жить...

В Новой Гуте один из демонстрантов, раненный полицией, скончался в больнице. Ему было двадцать лет.

Видел по телевидению фильм Авербаха по сценарию Габриловича [161] Кинофильм “Объяснение в любви” по автобиографической повести Е. И. Габриловича “Четыре четверти” (режиссер И. А. Авербах, 1978). из жизни журналиста и писателя в тридцатые—сороковые годы. Главного героя играет Ю. Богатырев. Думаю, что фильм абсолютно фальшивый. Сквозящий автобиографический мотив притязает на что–то значительное, на характерное и типическое. Герой даже рассуждает о том, сколько много его поколение видело и пережило и “мы” не смеем эту память растранжирить. На самом деле герой мало что видел и мало что пережил, и, в сущности, он просто–напросто благополучен (о всяких там репрессиях и всей атмосфере тридцатых годов — ни слова, ни намека), а нам предлагают воспринимать его как фигуру едва ли не драматическую и положительную. Значит, и правда хочется Габриловичу себя увековечить, объяснить, поднять собственное значение. А я припоминаю его воспоминания о том, как жил на одной площадке с М. Булгаковым, и, видимо, жил, презирая этого неудачника, что–то там стучащего на машинке за стенкой... Проходят годы, и благополучие оттеняется чьей–то бедой, несчастьем, действительным состоянием народа, и тогда благополучным, во всяком случае, самым совестливым из них, становится стыдно.

Перечитываю “Анну Каренину”. Как и прежде, читаю и жду глав о Левине. Но какая повсюду — простота и жизненность. Это действительно рассказ о жизни, в котором только жизнь и литература почти не видна. То есть средства настолько скупы и естественны, настолько сами по себе принадлежат жизни, что не отслаиваются и не заметны, словно действует закон природной мимикрии.

На вечере памяти А. М. Часовникова [162] Часовников А. М. — костромской поэт. , посвященном 70-летию со дня рождения, жена его рассказывала о том, как в костромском издательстве сразу после войны (1947?) была издана поэма давнего товарища Часовникова — Алексея Недогонова [163] Недогонов А. И. (1914 — 1948) — поэт, участник Великой Отечественной войны. За поэму “Флаг над сельсоветом” получил Сталинскую премию (1948). . Недогонов приехал получать гонорар, а из бухгалтерии друзья отправились на рынок, где купили Недогонову ботинки, а потом те ботинки, чтоб были крепче, обмыли. Шли по улице, и попадались навстречу — дело в ту пору обычное — люди бедного вида, плохо одетые, несчастные. Увидев женщину с детьми, Недогонов запустил руку в сумку или в рюкзак, не помню, что у него с собой было, и, выхватив горсть бумажных денег, сунул женщине со словами: “Купи им чего–нибудь”. И еще потом, наткнувшись взглядом на бедность и болезнь, лез опять за деньгами, и так — ворохом — раздавал: “купите что–нибудь...”.