Леонид Колосов - Мёртвый сезон. Конец легенды

За день до окончания процесса адвокат Хард сообщил, что Лонсдейла очень хотел бы видеть представитель газеты «Пипл», которая уже выплатила 2500 фунтов в надежде, что он напишет для нее свои мемуары. Газете удалось добиться встречи с под судимым, вопреки тюремным правилам. По словам Харда, эта воскресная газета с тиражом более пяти миллионов экземпляров пользуется большим влиянием и располагает огромными средствами. А в условиях Запада это означает, что перед ней открыты все двери. Лонсдейл сказал Харду, что согласится повидаться с представителями газеты, если ее редактор даст письменное обязательство не разглашать содержание будущей беседы и даже самого факта встречи. Такое письменное обязательство было получено. В один из перерывов в судебных заседаниях Лонсдейла отвели в помещение для свиданий на нижнем этаже Центрального суда. К стене этого помещения было пристроено несколько будок, чуть побольше телефонных. Он зашел в одну из них и присел на скамейку. Перед ним было небольшое окошко с армированным стеклом. За стеклом находилась такая же будочка. Через минуту в ней появился мужчина небольшого роста. Его лицо показалось Лонсдейлу знакомым. Оказалось, что это главный репортер «Пипл» Кен Гарднер, фотография которого регулярно появлялась в этой газете. Он слыл мастером выискивания всевозможных сенсационных и скандальных дел. Поскольку на встречу отвели всего пять минут, Гарднер сразу же приступил к делу. Он спросил, намерен ли советский шпион написать мемуары. Тот ответил, что вряд ли.

— Мы ведь заплатили бы вам колоссальные деньги! — воскликнул Гарднер. — Какой смысл отказываться!

— В моем положении деньги-то, в общем, не очень и нужны.

— Что вы?! Ведь у вас есть семья или другие родственники. Мы доставим деньги чистоганом в любую точку земного шара и передадим их любому лицу по вашему указанию. Позаботьтесь о своих детях! Мы вложим деньги в самые надежные ценные бумаги, и к вашему выходу из тюрьмы вы будете очень богатым человеком.

Если бы не жесткий регламент встречи, Гарднер, видимо, еще очень долго уговаривал бы своего «клиента», но взглянув на часы, сказал:

— Наше время истекает. Можно задать вам два вопроса?

— Пожалуйста, но только помните, что вы пока не имеете права публиковать мои ответы.

— Первый вопрос. Сегодня присяжные заседатели вынесут свое решение. Как вы настроены: оптимистически или пессимистически?

— Ни так и не этак.

— А как же?

— Реалистически.

— А как это понять?

— Вы присутствовали на всех заседаниях суда. Понимайте, как хотите.

— Второй вопрос. Кто ваша самая любимая женщина?

— Моя жена… А вы ожидали другого ответа?

Процесс подходил к концу. Верховный судья несколько часов кряду резюмировал весь процесс для присяжных заседателей, чтобы «помочь» им прийти к правильному решению. Он всячески подчеркивал обстоятельства, действовавшие не в пользу обвиняемых, и ловко обходил стороной все слабости обвинения. При этом он с максимальным эффектом использовал интонацию. Все, что говорило в пользу троицы, упоминалось с иронией, а то и с сарказмом. Малейший довод против обвиняемых преподносился многозначительным, зловещим тоном, как бы напоминающим присяжным заседателям, что они ч*уть было не погубили Великобританию. Богатством интонаций и тембровых оттенков лорд Паркер мог потягаться с любым актером. К сожалению, стенограмма не передает интонации, и на бумаге его резюме для непосвященного человека выглядит почти объективным.

Наконец, присяжные ушли совещаться. Зал суда опустел, обвиняемых отвели в камеры. Минут через сорок их снова повели в зал суда. Лонсдейл был удивлен, что присяжные так быстро вынесли решение. Оказалось, он ошибся… Видимо, среди присяжных возникли разногласия и их главный попросил верховного судью разъяснить им, можно ли при обвинении в заговоре принять решение, ЧТО ОДИН из подсудимых невиновен. Ответ Паркера продолжался около получаса. Советский разведчик слушал его с напряженным вниманием, но все же так и не понял смысла: «да» или «нет». Он тут же спросил у своего адвоката, как тот понял верховного судью. Хард неопределенно пожал плечами и сказал, что это очень сложный вопрос.

— Что же могли понять присяжные заседатели, если даже юристы не могут сказать, что означает ответ лорда Паркера? спросил Лонсдейл.

— Да разве мог бы он стать верховным судьей, если бы его ответы были вразумительными, — ответил адвокат.

Подсудимых отвели в камеры минут на тридцать, а затем они вновь поднялись в зал суда. Судья спросил главного из присяжных, пришли ли они к какому-нибудь решению. Тот ответил утвердительно и тут же зачитал решение. Все обвиняемые были признаны виновными в тайном сговоре с целью нарушения закона о сохранении государственной тайны.

Затем, в соответствии с английскими правилами судопроизводства, снова выступил суперинтендант Дж. — Дж. Смит. Он подробно рассказал о каждом из обвиняемых, а о Лонсдейле сказал следующее: «Нам не удалось установить его подлинную личность. Но, по-моему, он русский, кадровый советский разведчик». В доказательство этого своего умозаключения Смит привел тот факт, что на допросе имярек не ответил ни на один вопрос.

Лонсдейл был третьим по порядку в списке подсудимых, но лорд Паркер начал объявление приговоров с него. По наивности тот счел это благоприятным обстоятельством, так как рассчитывал быть приговоренным к 14 годам тюрьмы. Поскольку начали с него, значит, остальные получат не более чем лет по десять. К сожалению, это было не так.

— Вы, Лонсдейл, — сказал Паркер, — явно кадровый разведчик. Это опасная профессия, и, принадлежа к ней, человек должен быть готовым, а вы, несомненно, готовы, серьезно пострадать в случае провала. Более того, я считаю, что в данном случае именно вы были руководителем всех обвиняемых. Вас нашли виновным в правонарушении по обычному праву, и в этих случаях нет установленного максимального наказания, однако никакое наказание не может быть чрезмерным для данных обстоятельств. Я убежден, что данный тайный сговор длился много месяцев, и посему вы отправитесь в тюрьму на двадцать пять лет.

Зал ахнул, хотя в нем находились видавшие виды журналисты всего мира. Адвокат Хард тут же сообщил Лонсдейлу, что он «вошел в историю английского права», ибо до этого в соответствии с законом об уголовном правосудии от 1948 года считалось, что суд не может вынести приговора на срок более 20 лет… По 20 лет, в свою очередь, получили супруги Крогеры, по 15 — Хаутон и Джи.

Через несколько дней после окончания суда Лонсдейл спросил Харда, чем он объясняет столь суровый приговор. Подумав, Хард сказал: «Видите ли, сейчас у нас везде и во всем наблюдается инфляция! Растут цены, повышаются сроки наказания и так далее…»