Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

– Ах, ах! Я не собираюсь... Ах! Я согласен! Ах, ах! Заместитель... Ах, ах! Не надо обижаться... Ах!

Противно видеть мужчину в погонах, который пускает слюни при малейшей угрозе своему собственному спокойствию. Но ведь не благородно пугать заведомого труса. (Где ты, мушкетер?)

– Не беспокойтесь! Зачеты я сдам. Вовремя. Если мне не будут мешать, конечно.

– Ах, ах! Что вы... Педагогика... психология... молодой офицер. Ах, ах! Идите.

Броневой народ (лейтенантура, жившая на броневой палубе), узнав козни верхнего этажа власти против своего собрата, постановила: ежедневно помогать в изучении устройства корабля своему “корешку”. Каждый по своей части. Союз “меча и орала” против фирмы Безенчука. Зачеты на допуск врача в кают-компанию стали делом общественным и приобрели политическую окраску. (Справка. На крейсерах существовала традиция: если вновь пришедший лейтенант не сдал положенные зачеты, в салон он не допускался, на сход на берег разрешения не получал. Лейтенант должен пахать, есть и немного... спать.) Что-то в этом есть!

Днем времени не было. Начальник, увидев возможность переложить на плечи лейтенанта весь груз службы, переложил его. Ночью начиналось изучение корабля. Командир ЭНГ Железняков рассказывал устройство штурманской аппаратуры, давал основы астрономии и навигации. Артиллеристы, жертвуя собственным отдыхом, показывали башни, погреба, посты управления, стрельбовые станции, рассказывали теорию артиллерийского боя. Механики демонстрировали устройство машин, котлов, электростанций, топливной, фановой систем, устройство системы вентиляции, аварийные проходы, набор корпуса, помещения вспомогательных механизмов, клапаны, щиты, кингстоны... Ужас! Связисты, специалисты радиотехнической службы, химики и даже военный дирижер – все добросовестно готовили зеленого эскулапа к сдаче зачета на военно-морскую зрелость. Две бессонных недели, два килограмма кофе и бутылка спирта, “сэкономленного” от щедрот начальника службы, вооружили меня знаниями военного дела и наглой самоуверенностью. Знаний, учитывая медицинскую специальность, было достаточно для повседневной и боевой деятельности корабельного хирурга, однако “Фирма Безенчука” думала иначе. Да! Снабженцам бы я палец в рот не положил... “Бычки” (флотск. – командиры боевых частей) – это голова! А лейтенанты? Нет. Лейтенанты – это не голова! Это – механизм превращения энергии мысли “бычков” в энергию действия личного состава. Мощный механизм. Надежный. С первой попытки поставить лейтенанту зачет любой командир БЧ сочтет для себя оскорблением. Пять попыток – это заявка на успех. Десять – возможно и выгорит. Это – школа мужества, проверка на прочность, на способность выдержать бой и выйти из него победителем. Слабость здесь не прощается. Слабые должны идти в адъютанты и таскать тяжелые портфели начальников. (Явная несправедливость автора. Адъютантам иногда тоже чопы (пробки – флотск.) вставляют)

Еще бессонные ночи, еще кофе, еще...

Лейтенант Иванов, выйдя из боя победителем, приобрел право игры в бильярд в салоне офицерской кают-компании. Спасибо тебе, броневуха (крейсерск.)!

Заместитель командира корабля по политической части, молодой симпатичный капитан третьего ранга, выпускник Военно-политической Академии Мастрюков пригласил меня к себе на ознакомительную беседу. Правда, на корабле уже обо мне многое знали. И по делам, и по моим же рассказам. А рассказывать я любил. Притом, в любой истории выглядел немножко смешным, хотя и всегда первым. Подобная манера рассказчика на флоте всегда привлекает массу слушателей, притом слушателей благодарных.

– Я, как замполит, – начал Мастрюков, – должен знать о вас все. Поэтому прошу рассказать о родителях, сестрах, учебе вашей. В общем, о себе.

Инструкция по организации флотского знакомства начала действовать.

– Родители мои живут в деревне. В Западной Белоруссии. Мама работает в колхозе, отец там же. Заведует колхозными складами. Сейчас они остались одни. Все мы, дети, разъехались кто куда. Здоровье их соответствует возрасту. Отцу – 57 лет, маме – 50. Конечно, трудно одним. Ведь все же, кроме работы в колхозе, нужно еще свой приусадебный участок обрабатывать, заготовить дрова, собрать корма на корову, обиходить кур да свиней. Говорил я им неоднократно, чтобы сократили все это хозяйство. Ведь тяжело все-таки вдвоем тащить такой воз. Но где там! И слушать не хотят. Мол, нужно делать как все люди. Вот и тянут лямку. А годы все же берут свое. Старшая сестричка живет в Могилеве. Закончила Мостовское медицинское училище. Работает медицинской сестрой. Добрейшей души человек. Муж ее, Аркадий, закончил ЛИИВТ и года три ходил на судах “в загранку”. Сестра ждала. В семидесятом году он поступил в аспирантуру, и по окончании ее, уехал работать во вновь открывшийся институт в Могилеве. Занимается теплотехникой или термодинамикой. Фанатик от науки. У них двое детишек. Младшая – Оленька, и старшая – Светлана. В школу уже ходит. Дружно живут.

Младшая моя сестренка – Аннушка – учится. Студентка технологического института. Закончила она Желудокское медицинское училище и фельдшером была направлена на работу в Гродненскую областную больницу. Однако, работа ей пришлась не по душе. Работала в отделении гематологии. Больные с заболеванием крови. Чаще злокачественными. Не смогла выдержать постоянно находящуюся рядом смерть. Три года по вечерам ходила в школу. Окончила 11 классов и поступила в институт. Сейчас живет у старшей сестры. Не замужем. О себе рассказывать нечего. Закончил восьмилетнюю школу в деревне. Потом два года учился в городе Новогрудке. В семидесятом поступил в Ленинградский Педиатрический медицинский институт после попытки поступить в ВМА им. Кирова, закончившейся провалом. Закончил четыре курса и, несмотря на многочисленные возражения, перевелся на факультет в Горький. Вот и все.

– Вы женаты?

– И да, и нет. Уже в течение года я живу с любимой женщиной. Она должна прилететь ко мне, как только решится вопрос с жильем. Остается только оформить брак.

– Ясно. Постараемся помочь вам. Напишите рапорт в жилищную комиссию. Вопросы, просьбы ко мне есть?

– Никак нет.

– Ну что ж. Вы неплохо начали службу. Народ к вам тянется. Это хорошо. Но вы бываете слишком резки в оценках. Надо помнить, что между черным и белым всегда есть переходные тона. Помните об этом.

– Я постараюсь.

На этом ознакомительная беседа была закончена. Я, окрыленный обещанием рая в шалаше (ведь обещали же помочь), сел за письмо. Любимой. Писал я ей часто, знал, что нелегко девушке в неопределенности. Да и честно сказать, были у нее основания не очень-то верить в благие намерения находящегося на краю земли лейтенанта. Сознавая это, я чувствовал себя виноватым перед ней, что старался компенсировать изрядным количеством писем.