Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

Остающаяся на корабле дежурная смена, с тайной завистью равнодушно взирает на сборы товарищей, чтобы завтра поменяться с ними ролями.

Наконец, броневая палуба пустеет. Счастливчики степенно, торжественно, но с явным трепетом покидают корабль. Теперь срок их возвращения к родным пенатам зависит от Фортуны, количества денег в кармане, времени, установленного начальником и нетерпеливого ожидания товарища, оставшегося на корабле и которого нужно сменить на вахте.

Пара часов до ужина посвящены безделью, называемому отдыхом. Дежурная смена, не стоящая непосредственно на вахте, начинает заваривать чай, добывать в провизионках тушенку и мечтать о завтрашнем дне. Рецепты заваривании чая, предлагаемые знатоками, могли бы составить отдельный том Большой Советской Энциклопедии. Однако наибольшей популярностью пользуется следующий.

Стакан кипятка, чайная ложка заварки. Стакан накрыть сборником инструкций. Дать настояться. Профильтровать через бинт. Добавить по вкусу сахар и молоко. Пить мелкими глотками в перерывах между анекдотами, былями, в которые верится с трудом, и небылицами, которые принимаются за чистую монету.

Ужин. По субботам он отличается тем, что каждый при желании может потребовать дополнительную котлету. За счет сошедшего на берег боевого товарища. Пища принята. Поглаживая животы, народ собирается в салоне. Двое стучат бильярдными шарами. Один из них – менее ловкий, кандидат на “высадку”, так как в желающих его сменить недостатка нет. На двух столах, желая утвердить свой авторитет и репутацию “козлятника”, пушечными ударами костяшек стучат в домино. При этом действует стройная система сигнализации своему напарнику, подсказывающая правильность хода и всегда приводящая к обратному результату. Высшая цель – повесить противнику “адмирала”, или, в крайнем случае, “сопливого”. (Справка: “Адмирал” – окончание кона игры одновременно двумя “дуплями” – “пустырем” и “шестерошным”. “Сопливый” – только “пустырем”.) Одна или две пары играют в карты. Несколько инженеров-электронщиков, спокойно и виртуозно обращающихся с ЭВМ, крутятся возле телевизора, который чаще всего не работает. (ТСП находятся в заведовании пропагандиста корабля, разбирающегося в электронике как инженер связи – в вопросах генетики и селекции растений.) Часть офицеров сидит в каютах, дежурные и вахтенные “контролируют действия личного состава”. Личный состав использует личное время для решения личных проблем и реализации личных желаний. (Правда, в последнем имеется множество ограничений.)

Вечерний чай. Масло, хлеб, сахар. Иногда пирожки, варенье, конфеты. Разнообразие деликатесов зависит от расторопности заведующего столом, в распоряжении которого находится “буфетный фонд”, состоящий из “пятерок” ежемесячно сдающихся офицерами на улучшение питание. Чай выпит. Картина в салоне не меняется: бильярд, домино, телевизор. До отбоя.

Наконец, личный состав уложен в койки. Ночное освещение включено. Бодрствуют только дневальные, вахта у действующих механизмов, артиллерийский дозор, сигнальщики и связисты. Крейсер лег отдыхать.

Однако нервы его, глаза, уши и сердце напряжены до предела. Он в любой момент может призвать своих моряков на боевые посты, сорвав их с постелей трелью колоколов громкого боя, ревом корабельного горна.

“Боевая тревога!”

Мозг еще спит. В нем еще смутно проступают образы матерей и любимых, родные леса и поляны, мирное небо и красные зори. А ноги уже несут моряков на свои боевые посты. Руки готовы включить приборы, загнать в перекрестие прицела на индикаторе отметку воздушной или надводной цели, подать на элеваторы тяжелый снаряд. С грохотом задраиваются люки и двери, за броневыми листами прячутся иллюминаторы. В топках котлов вспыхивают факелы жаркого пламени, разбуженные артерии начинают бурлить паром и кровью.

“Корабль экстренно к бою и походу приготовить!”

Медленно, как будто вырываясь из тяжкого плена дремоты, крейсер будит в себе орган за органом, систему за системой. Подогревая внутренности радиолокационных станций, ЭВМ артиллерийских постов, ощетинившись сигналами срочных донесений, разминая застывшую смазку своих суставов, он готовится встать на защиту тех, кто создал его, начинил разумом и силой, кто вымыл и смазал его раны. Каждый на своем месте. Сошедших на берег товарищей заменяют те, кто на корабле. И пусть нагрузка на человеческую единицу возрастет до предельных значений, пусть две руки выполняют работу десяти рук, пусть мозг человеческий перегревается от напряжения, пусть нервы не справляются с количеством проходящих через них сигналов, но в точно назначенное время, крейсер должен выбрать якоря и, оборвав пуповину, связывающую его с Землей, тяжело проворачивая винты, двинуться к цели.

Крейсер спит. Тревожно в койках ворочаются уставшие за день моряки. Да будет благословен этот сон, дающий возможность спокойно спать огромной стране, так часто незаслуженно забывающей сынов своих. Но она – мать! Мелким обидам здесь не место. Нет! Не Родина забывает! Она же мать! Забывают люди, погрязшие в сытости и чванстве, уткнувшие свои носы в упругие груди своих молоденьких любовниц. Люди, которых звон электрического будильника по утрам заставляет прятать в пятки атеросклеротическое сердце. Которые, накушавшись кофию, дергая на трибунах черные пряди волос, кричат о непроизводительной сфере военных. Ладно, замнем для ясности.

Был двенадцатый час ночи. Я сидел в каюте с Крачиловым и Черемисиновым. Три лейтенанта. Несложный по содержанию разговор, заваренный по флотскому рецепту чай, помогали коротать время в ожидании ночной проверки вахты. (Лейтенанты по злой иронии судьбы всегда почему-то вахту проверяют по ночам.)

Черемисинов, штурман наведения авиации, назначенный на крейсер в ожидании должности по своей специальности, отдыхал. “Компанейский” (флотск.), с саркастическим складом ума и живой натурой, он томился от безделья, но приказ об отправке его предшественника на пенсию запаздывал, медленно кочуя из сейфа в сейф военных столоначальников. Приходилось ждать, что как известно, занятие не из приятных, даже для привычных к ожиданию моряков. Друзьями было решено использовать грядущий воскресный день в познавательных и благородных целях. Во Владивостоке есть что посмотреть: краеведческий музей, мемориалы, музей флота, картинная галерея, различные выставки. Можно поехать за город, осмотреть живописные окрестности, посетить ТЮЗ, драматический театр, концертный зал филармонии, цирк. Можно поехать на остров Русский – чудеснейший уголок планеты. Можно очень многое. Стоит только захотеть.

Наконец, воскресное утро наступило. По-дальневосточному ярко сверкало солнце. Город, залитый потоками света, манил к себе миллионом соблазнов. “Все дороги, все пути” были открыты. Два компаньона (Крачилов оставался в дежурной смене) решили сначала вкусно позавтракать, игнорируя корабельный сахар и чай, а затем двигаться по стезе просвещения, ощущая приятную тяжесть в желудках. Степенно, но с нетерпением, сошли на берег, отдав честь Военно-Морскому Флагу и получив ехидное напутствие вахтенного офицера.