Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

На гулянье была показана и «Широкая масленица мокрохвостая», очень удачно изображенная на масленичной горке в виде исполинской претолстой бабы, без конца проглатывающей целые кипы блинов. Тут же привлекала общее внимание художественная механическая фигура зеленого змея, с горящими огнем глазами и страшно кровавой пастью, непрерывно открывающеюся и закрывающеюся. В антрактах между действиями главной пьесы публику занимали обычные «забавы и утехи» на боковых и передней эстрадах: «Шемякин суд», балалаечники, плясуны, звукоподражатели, вертуны, прыгуны и т. д.

Программа гуляний была сброшюрована в обложку с рисунком В. В. Васнецова, который специально нарисовал ее для попечительства.

В последний день масляной в Нескучном было обычное folle journée.

17-е февраля начался Великий пост, наступила тишина, выезды, вечера, обеды, балы прекратились. Я воспользовался этим и усиленно занялся отчетами как по опеке, так и по попечительству трезвости за 1902 год и к концу недели покончил с этими срочными делами.

23-го я был в университете на лекции Общества русской словесности в память Некрасова. Мне хотелось послушать поэта Бальмонта. Когда я пришел на лекцию, то застал какого-то учителя, который с кафедры говорил о Некрасове, размазывая и повторяя все одно и то же и притом скучнейшим голосом, подпустив под конец для популярности несколько полувызывающих либеральных фраз, чтобы вызвать рукоплескания молодежи.

После него вошел Бальмонт, мне очень не понравилось, как он говорил, нервно и крайне вызывающе, относясь к Некрасову глупо-снисходительно. Много у него было фраз, бьющих на эффект, например, он без всякой надобности несколько раз повторял о биче, который свистел по воздуху, нанося удары беззащитной женщине, а кончил он уже совсем глупо, заявив: «не заставит ли нас Некрасов подумать, что мы ведь здесь дышим, а там где-нибудь задыхаются».

Эти слова вызвали даже улыбку многих, т. к. воздух до того был невыносим в аудитории от духоты, что вернее было бы сказать обратное. Уехал я с лекции под очень неприятным впечатлением.

На другой день я был на концерте в пользу Иверской общины в Немецком клубе. Концерт не удался, было очень мало народу, было даже совестно. Все же собрали 400 рублей чистых, очевидно, многие из любезности брали билеты и не приехали.

3 марта их высочества уехали в Петербург и взяли меня с собой.

5 марта я получил ответ на мою записку – записку от великого князя о том, когда его высочество может принять Аничкова и князя Оболенского:

«Аничкова завтра приму в 11 1/2 часов утра и тогда же князя Оболенского. Кроме того прошу вас сегодня сопутствовать нам в 14 1/2 часов на выставку художников на Невском.

5 марта 1903 г.»

Пробыв несколько дней, вернулись в Москву. Я был рад повидать свою сестру. По возвращении в Москву великая княгиня занялась устройством благотворительного базара в Дворянском собрании в пользу городских попечительств о бедных и некоторых учреждений великой княгини. Я не был привлечен к этому делу, т. к. великая княгиня знала, как я занят целыми днями. Базар, как и все ранее бывшие, имел огромный успех. На этот раз он выглядел еще наряднее, еще красивее, устроен был еще с большим вкусом. Великий князь имел опять свой отдельный стол, торговал исключительно одними зонтиками, которые специально им были выписаны из-за границы. Из 500 зонтиков, которые украшали его стол, на второй день базара не осталось ни одного. У великой княгини был огромный стол как раз напротив входа в зал, она не отдыхала, целый день была на ногах, удовлетворяя всех, кто подходил к ее столу, все хотели получить что-либо с ее стола из ее рук.

Очень красиво устроена была аллегри, много было ценных вещей, пожертвованных государем и другими особами императорского дома. Из других столов выделялись – китайская беседка Ф. и А. Прове, буфет с шампанским М. К. Морозовой, Е. К. Востряковой и Л. Г. Щукиной, грот княгини Салтыковой-Головкиной с ужением золотых рыбок с выигрышами, яйцо – павильон М. В. Катковой с продажей пасхальных яиц, стол Н. М. Иваненко, мебельный магазин А. Г. Подгорецкой, майоликовый павильон Е. П. Ивановой-Луцевиной, столы графини Олсуфьевой, Е. Н. Струковой и графини Менгден, деревня и дуб с сюрпризами княгини О. В. Волконской.

На базаре оживление не прерывалось, публика, посещавшая его, была самая разнообразная, базар дал чистого дохода около 100 000 рублей.

17-го марта у М. Ф. Якунчиковой состоялся благотворительный концерт, на котором блестяще играла на рояле Л. П. Княжевич, ее игра очаровала всех. Я был очень рад слышать со всех сторон похвалы на ее счет, т. к. был очень дружен с нею.

В тот же день в попечительстве трезвости было 1-е заседание комитета в этом году. На этом заседании обсуждался вопрос о покупке владения Калинина в Грузинах, где был наш народный дом, но комитет не пришел ни к какому решению. Затем комитет признал желательным снять в аренду на 4 года Императорский Новый театр, [619]со сдачею устройства спектаклей товариществу Московской частной оперы, и поручил председателю войти с ходатайством по сему предмету к министру императорского Двора. Затем комитетом разрешено было открыть с осени 1903 года воскресные школы в помещениях библиотек и поручить членам комитета, М. А. Сабашниковой и профессору А. И. Кирпичникову, принять на себя организацию и заведывание означенными школами. В этом же заседании принят был проект устава лечебницы для алкоголиков и постановлено представить его на утверждение министра внутренних дел.

К 30-му марта ожидался приезд их величеств в Москву. Государь пожелал вновь отговеть в Москве и встретить Пасху в своей белокаменной столице. По этому случаю опять была учреждена комиссия по принятию мер охраны, под председательством Трепова, и я был назначен великим князем в состав этой комиссии, а кроме того, мне был поручен генерал-губернаторский дом по примеру 1900 года.

Таким образом, мне прибавилось еще работы, я начинал теряться, как мне все совместить. Конечно, на первом плане у меня теперь стала Комиссия по охране, но я не мог забросить и попечительства трезвости – предстояли Пасхальные гулянья, которые надо было подготовить, кроме того, предполагалась устройство разговенья в Пасхальную ночь в чайной на Хитровом рынке для неимущих крова бедняков и обитателей притонов Хитрова рынка. Все это надо было обдумать, решить, помимо текущих дел.

Быстро промелькнуло время до 29 марта – дня высочайшего проезда в Москву. Незадолго до этого дня в Москву приехали дети Павла Александровича с моей сестрой и остановились в генерал-губернаторском доме.

Этот раз, хотя у меня и был район около Воскресенской площади, за который я отвечал в охранном смысле, но великий князь потребовал, чтобы я, за отсутствием Гадона, его сопровождал при встрече государя. Поэтому я не был в своем районе, а проехал на Николаевский вокзал ко времени приезда императорского поезда.