Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

В 1961 году Ирина Гуаданини опубликовала – под псевдонимом Алетрус – автобиографический рассказ с эпиграфом из Сирина («На закате») о своем романе с Набоковым и их последней встрече в Каннах. Именно тогда он ей сообщил, что он не может оставить жену и сына. Рассказ называется «Туннель», и написан он, как мне кажется, под влиянием «Весны в Фиальте», действие которой происходит на приморском курорте, представляющем собой что-то среднее между Ялтой и средиземноморским городком. Как и рассказ Набокова, «Туннель» кончается смертью героини. Есть и более явные параллели – так, герой «Туннеля» говорит своей возлюбленной: «Ты всегда выходишь из-за каждого угла моей мысли своей щенячьей походкой!» – отсылая нас к лающему голоску Нины, которая неожиданно «появлялась на полях жизни» рассказчика или «сбегала по ступеням чьей-то фразы». Появляется у Гуаданини и фирменная набоковская бабочка.

Само название «Туннель» – аллюзия к рассказу Набокова, в котором мотив туннеля имеет двойной смысл. Сначала повествователь приезжает в Фиальту «ночным экспрессом, в каком-то своем, паровозном, азарте норовившем набрать с грохотом как можно больше туннелей». Затем муж Нины покупает безобразно пошлый письменный прибор в сувенирной лавке: «Каменное подобие горы св. Георгия с черным туннелем из подножья… и со сработанным в виде железнодорожных рельсов желобом». Встречаясь в последний раз, рассказчик с Ниной поднимаются на высокую площадку, откуда «видна была нежно-пепельная гора св. Георгия… огибая подножье, бежал дымок невидимого поезда и вдруг скрылся». Сразу после этой сцены мы узнаем, что Нина разбилась на автомобиле: поезд и туннель предвещают конец их романа.

В рассказе Алетруса-Гуаданини первое, на чем останавливается глаз героини в приморском городке, куда она приезжает на встречу с возлюбленным, – это туннель: «Открывает свою черную пасть туннель и вылетающий оттуда с преувеличенным грохотом экспресс» [253]. После прощальной встречи она подымается высоко на гору – чтобы увидеть его еще раз, вдали на пляже, срывается и падает в этот туннель, под поезд. Но рассказ на этом не заканчивается (и от этого проигрывает). Гуаданини придумывает трагическую, а может быть, и мелодраматическую концовку, не имеющую автобиографической параллели: что бы было, если бы тогда в Каннах ее героиня, как Анна Каренина, бросилась под поезд? Возлюбленный героини является на место происшествия и в ужасе смотрит на «грохочущий экспресс», вылетающий из туннеля.

Трудно сказать, намеревалась ли Ирина Гуаданини «вписать» себя в образ Нины. Скорее всего, да – хотя, как мне кажется, она не очень на нее похожа. Правда, мое суждение основано на письмах ее пристрастной матери, а также на единственной моей встрече с нею самой. Обсуждала ли она с Набоковым «Весну в Фиальте»? Скорее всего, обсуждала, так как во время их романа он работал над французским переводом этого рассказа. Распознали ли читатели «Туннеля» набоковский подтекст? Думаю, нет – не будем забывать, что в 1961 году о ее отношениях с Набоковым знали очень немногие. Биографы Набокова, за исключением Стейси Шифф, рассказа Гуаданини даже не упоминают (Бойд ограничивается библиографической ссылкой). Шифф обнаруживает в рассказе цитаты из переписки Набокова с Гуаданини и ее дневников, но о сходстве «Туннеля» с «Весной в Фиальте» не пишет.

Мы не знаем, прочел ли рассказ Ирины Набоков, несомненный его адресат; скорее всего, прочел. Я бы расширила трактовку туннеля, истолковав его как некую черную дыру, экзистенциальную гибель Ирины, для которой роман с Набоковым оказался роковым. Может быть, она и осталась жить на полях его памяти, выглядывая вдруг из его текстов, но по-человечески он ее буквально зачеркнул, оставив ей лишь «впадины одиночества». Набоков не мог предвидеть, что окажет на Ирину столь сокрушительное воздействие, и ответственности за него не несет, но, сознательно стирая ее со страниц своей биографии, он поступал недостойно.

О жизни Ирины практически ничего не известно, и реконструировать ее приходится по крохам. Мне даже неизвестно, знала ли ее тетка – моя бабушка – о ее романе с Набоковым. Дневники Ирины и ее матери находятся в частном архиве, добраться до которого я не попыталась. Один из главных мотивов моей книги – запоздалость: можно было узнать, да поздно. Как и многие биографы, я опираюсь в данном случае не столько на факты, сколько на истолкования, на медленное чтение. Как литературовед, я применила свои профессиональные навыки к рассказу «Туннель», с тем чтобы осветить отношения Ирины Гуаданини с Набоковым интертекстуально. Мои знания о ее романе с Набоковым эфемерны и восходят к воспоминаниям о фотографиях в квартире у Веры Кокошкиной.

Читателю может показаться, что я сочинила эту виньетку для того, чтобы показать свою причастность – пусть и очень косвенную – к жизни великого писателя. Может быть, так и есть, но, как мне кажется, я написала своего рода апологию Ирины Гуаданини, собрав воедино то немногое, что узнала о ее жизни и творчестве – с точки зрения истории литературы незначительном, но для нее важном. Воспоминания о семье невозможны без апологий – прежде всего тех, с кем несправедливо обошлись и чья жизнь была грустна.

Кода. В 2012 году сборник стихов Гуаданини был переиздан в Петербурге; презентация прошла в известном ресторане «Вена» на углу Малой Морской и Гороховой улиц. Случилось это, конечно, благодаря все тому же роману, но я все равно рада за «бедную Ирину». В этом сборнике есть несколько по-настоящему хороших стихотворений, лучшее из которых – «Письма».

Взрослые называли его Адмиралом, а дети – Дедушкой О-хо-хо. Клавдий Валентинович Шевелев воевал на трех войнах: Русско-японской, Мировой и Гражданской (сначала на севере, а затем на Восточном фронте). Во время войны с Японией побывал в плену; прорвался на пароходе на китайскую территорию; участвовал в обороне Порт-Артура. Между войнами был назначен в штаб командующего морскими силами Балтийского моря, во время Первой мировой командовал миноносцем. За храбрость был награжден орденами Св. Анны, Св. Станислава и Св. Владимира, а также французским кавалерским крестом Почетного легиона и английским орденом Виктории. У белых занимал должность помощника морского министра в правительстве Колчака, который и произвел его в контр-адмиралы. Ему было тридцать восемь лет. Таков его краткий послужной список.

После жизни, полной приключений, в эмиграции он узнал, что такое одиночество и неприкаянность. В 1929 году Вера Кокошкина, мать Ирины Гуаданини, писала из Парижа бабушке, Нине Ивановне Билимович, что Клавдий Валентинович «в ужасных грустях и все говорит о своем одиночестве и о смерти» [254]. Мама утверждала, что он много лет был влюблен в бабушку, но без взаимности. Такова «человеческая» участь Дедушки О-хо-хо.