Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2

Шел дождь. Было сыро и холодно. О прорыве в дневное время я перестал думать. Чтобы спрятаться от дождя и хоть немного передохнуть, решил забраться в землянку. Я не спал уже трое суток. Землянка находилась в незаметном месте в поле и я надеялся, что это как раз то, что мне нужно в данный момент. Влез внутрь. К моему огорчению, там уже находился человек. Он спал. Землянка была маленькой. Для двоих она была тесноватой. Но, несмотря на это, я подумал, что вдвоем нам будет теплее. Потеснил красноармейца и улегся рядом. Тот не возражал и продолжал лежать. Минуты через две из-под шинели, которой укрывался солдат, послышался голос:

- Ну, что там? Рассказывай.

- Ничего, - ответ, - дождик идет.

- Дождик! - повторил красноармеец, - Ладно, спи.

Стало тепло и я начал дремать. Прошло некоторое время, минут этак с десяток, как вблизи раздался частый и резкий грохот. С потолка, сделанного из палок и веток и засыпанного чем-то, посыпались листья, земля. На зубах, как обычно, стала хрустеть мелкая пыль. Подождав, когда взрывы прекратились, вылезли из землянки. Пролетавший самолет выбросил неподалеку от нас в поле серию небольших бомб. Поле было усеяно множеством наших солдат. Все они куда-то спешили. Я посмотрел на своего солдата из землянки и оно мне показалось очень знакомым. В следующий момент я радостно, но с удивлением сказал:

- Товарищ комиссар! Вы ли это?

- Да, это я, товарищ Узбеков. - Воин, в старой солдатской гимнастерке и такой же грязной и ободранной шинели, был наш комиссар Шевченко. До этого в петлицах у него было две шпалы. Это был высокий и красивый мужчина. На мой взгляд, он был очень образован, эрудирован и, когда он проводил с солдатами беседу, все мы были в восторге от него. Это был человек умница. Разговор Шевченко продолжил сам.

- Не удивляйся виденному. Обстановка такая. Пробиться к своим мы не пробьемся. В плен сдаваться я не намерен. Уйду в партизаны, буду партизанить. Не удастся - умру. Здесь, на Украине. Я здесь родился и здесь умру. Здесь моя Родина.

Мы медленно куда-то шли, разговаривая о нашем окружении. Потом Шевченко сказал:

- Ты иди, я тебя догоню. Мне нужно вернуться в землянку.

Зачем, я не стал спрашивать. Медленно пошел туда, куда меньше шло людей. Нашего комиссара я больше никогда не встречал. Это был очень умный и симпатичный человек.

Через несколько минут я вышел на возвышенное место, заросшее кустарником. Наших солдат здесь как-то не было видно. В утреннем небе послышалось гудение самолетов. На низкой высоте летели два немецких самолета. Из обоих самолетов стали падать какие-то предметы. "Бомбят" - подумал я. Через секунду-две эти неизвестные предметы превратились в немецкий парашютный десант. На черных квадратных парашютах они довольно быстро приближались к земле. Ближайший от меня парашютист, раскачиваясь в стороны, опускался метрах в сорока. Я быстро снял с плеча свою СВТ, присел на колено и, не торопясь, стал посылать в него пулю за пулей. На фоне утреннего рассветного неба было хорошо видно, как пролетают мои трассирующие пули. Впереди, сзади. Наконец, одна из них, наверное, попала в цель. Парашютист неестественно поджал ноги к животу, потом мотнулся в сторону и, дергаясь в разные стороны, плашмя упал на землю. Сверху на него опустился черный парашют. Я приподнялся, чтобы разглядеть, встанет он или не встанет. Парашютист не встал. Что делать? Может быть, отобрать у него автомат. Говорят, что они все с автоматами. А сколько патронов у него будет? Пока я размышлял, что мне делать, над головой воздух прошила автоматная очередь. Вниз полетели срезанные пулями ветки, листья. Не интересуясь, кто в меня стрелял, я пригнулся и между кустарником убежал с пригорка вниз в долину.

В обширной низине было полно солдат. Это был настоящий муравейник. Основная масса солдат все еще куда-то шла. Другие сидели, спали прямо на голой земле. Или же чем-то закусывали. Взошло солнце. Начала бомбить немецкая авиация. Казалось бы, что ни одна бомба не упадет мимо, такое было скопление людей повсюду. Но, несмотря на все это, потери от бомб были по-прежнему невелики. Бомбы, страшно завывая, летели вниз на людей, те прятались. Бомбы взрывались наверху и на земле, люди же прятались в щелях в земле. Если не бывало прямого попадания, то перепуганные грохотом и завыванием бомбы, солдаты вставали из своего укрытия, озирались, нет ли самолета и снова, как ни в чем ни бывало, занимались своим делом.

Самолеты и бомбы сильно действовали на психику. И это было главное и основное зло, причиняемое ими. В одном месте от бомбежки мне пришлось спрыгнуть в небольшой окопчик. В нем сидел парнишка лет 16-17 в красноармейской форме. Не обращая внимания на рвавшиеся вблизи бомбы, он словно прирос к своему разбитому карабину. Водил им вслед за самолетом и часто стрелял. Карабин очень резко хлопал над ухом, оглушая больше, чем разрывы бомб. Я едва не оглох от резких хлопков, которые часто приходились возле самого моего уха.

- Брось стрелять, все равно не попадешь! - Сказал я и потянул было за карабин.

- Смотри, смотри, боится! - И парнишка еще чаще начал стрелять в выходящий из пике самолет. - Видал? Напугался! Улетел!

- Только не тебя, - буркнул я.

- Почему не меня?! - Начал тот возражать. - Знаешь, уже сколько раз так было? Один фриц прямо на меня пикировал. Вот смотри. - И он показал на разбитый карабин, местами буквально в клочья изодранную осколками шинель и бинтовые повязки в разных местах, которыми он сам перевязал себе раны.

- А чего ты не возьмешь себе хорошей винтовки? - Спросил я, - Смотри, сколько их везде валяется.

- Нет, винтовка не годится. - Ответил тот. - Слыхал, как карабин громко стреляет? Летчик-то слышит. Он тоже боится. Ему кажется, что стреляют в него из противотанкового ружья. Тоже психология. Понимать надо! - И он засмеялся.

Потом солдат снял с плеча вещмешок, развязал его и начал доставать оттуда горстями патроны. Зарядил свой карабин, набил ими полные карманы и с гордостью похвалился: "видал, сколько?". Действительно, патронов было много.

- А где ты их набрал столько? - полюбопытствовал я.

- Это солдатская находчивость. Едет дядька на бричке. Везет целый склад патронов в ящиках. Я у него попросил, он не дает. Говорит, это казенное имущество, что все это выдано начальством и без приказа разбазаривать государственное добро он не может. Говорю ему: "дай! все равно скоро бросишь все, вместе с конягой своей". "Не брошу" - отвечает, - "потому, как оно казенное, добро! Не дам! Не приставай!". В это время налетели самолеты. Дядька побежал прятаться, а я схватил с телеги цинковый ящик и вот. Видел сколько теперь патронов? Чудак тот дядька. Вряд ли он теперь найдет свое начальство. Наши начальники сами боятся, чтобы их никто не узнал. Все переоделись! - грустно заметил паренек.