Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

Во внимании к гостю из России проявился, вероятно, тот необычный интерес, с которым бирманцы относились ко всему русскому. Профессор И. Минаев, побывавший в этих краях до Ерошенко, с удивлением отмечал, что в Индии и Бирме жила почти религиозная вера в народ России, который освободит эти страны от англичан.

Вряд ли такая популярность русских могла понравиться миссионерам – покровителям Моулмейнской школы слепых. Но дети так неохотно посещали эту школу, что "отцы города" давно уже искали человека, который мог бы, наконец, наладить там работу. Познакомившись с необыкновенным слепцом, миссионеры решили назначить его директором (4). Сам Ерошенко на это не рассчитывал, как явствует из следующего его письма Тории Токудзиро:

"Школа слепых в Моулмейне, 7 марта 1917 г.

Дорогой мой мальчик!

Прошло почти два месяца с тех пор, как я поселился среди слепых в Бирме… Бирманцы относятся ко мне с беспредельной любовью. Они просят меня остаться здесь по крайней мере еще на два года. Все надеются, что школьный комитет предложит мне место старшего преподавателя.

О деле обучения слепых в Бирме пока мало что можно сказать. Они ничего не знают о методике обучения слепых, все находится в первобытном состоянии. Например, преподаватели школы слепых уже два года требуют специальную бумагу для книг (5), и лишь после того, как я поговорил с председателем школьного комитета, кажется, пришлют немного бумаги…".

Ознакомившись с делами в школе, Ерошенко понял – все придется начинать заново. Детей здесь фактически ничему не учили (6): объяснят, как плести корзины или вязать мешки, и вот уже слепой ребенок работает – зарабатывает себе на хлеб. Ни писать, ни читать детей не обучали – миссионеры считали, что бирманский язык слишком сложен для того, чтобы записывать его алфавитом по Брайлю.

Стоит ли удивляться, что состав учеников школы был текучим: чаще всего дети, проучившись немного, возвращались домой, в деревню, следуя бирманской поговорке "легко прийти, легко уйти". А вернуть их обратно было непросто. Когда Ерошенко пришел в школу, там было не более двух десятков детей, и первое, с чего ему пришлось начать, – это поездки по стране в поисках учеников.

… Монастырская школа. Мальчики, расположившись вокруг монаха, который шьет желтую тогу, держат перед собой доски с текстом Мангаласутры и читают на распев. Дождавшись конца урока, Ерошенко обращается к учителю на пали. Монах (понджи) поражен, услышав этот язык из уст европейца. Он зовет настоятеля монастыря (кьяуна). Завязывается разговор о священных книгах, и вскоре всей округе становится известно, что Ерошенко – великий мудрец (пандит саяджи) начитанный в Типитаке (7).

Улучив минуту, понджи отводит пандита в сторону и просит взять на себя обучение его сына. Ерошенко обещает подумать, но услуга за услугу: понджи должен раньше помочь ему разыскать слепых детей для моулмейнской школы. И вот директор, понджи и два-три ученика школы слепых едут по деревням, а впереди их уже бежит молва о великом саяджи.

Приехав в деревню, Ерошенко прежде всего узнает, в какой семье есть слепой ребенок. Затем, войдя в хижину, обращается к его родителям, рассказывает им о пагодах Моулмейна. Обычно отец и мать отвечают:

– Пандит саяджи, ты же знаешь, забота о слепом – кара за прошлые грехи. Такова карма (8). Если мы отдадим тебе ребенка, то в другой, будущей жизни должны будем снова заботиться о нем.

Тогда Ерошенко обращается к помощи священных книг. Помогает ему и понджи. В конце концов все вместе они убеждают родителей слепого отпустить ребенка в школу.

Вскоре школа в Моулмейне насчитывала уже более ста учеников. Почти всех привел туда Ерошенко. Относились они к нему, как к старшему брату. 13 марта 1917 года Ерошенко писал Тории: "Я полюбил бирманцев, привязался к ученикам школы слепых, и они мне тоже отвечают любовью. Мы заботимся друг о друге, как старшие и младшие братья". Дети даже называли его не так, как других учителей – такин ("господин"), а нежно и уважительно кокоджи ("старший брат"). Конечно, это вызывало ревность учителей. Но несмотря на их явно враждебное отношение к Ерошенко, авторитет директора школы продолжал расти.

Однажды Ерошенко созвал общее собрание школы. На нем он рассказал о Королевском институте в Анг-лии, занятиях и играх слепых, бассейнах и специально оборудованном стадионе, об экскурсиях и прогулках. Он предложил по примеру этого колледжа преподавать бирманским слепым историю, английский язык, психологию и гигиену, учить их музыке и искусству массажа.

Он считал, что надо поменьше занятий проводить под крышей; дети должны путешествовать, знакомиться со страной.

Предлагаемые Ерошенко реформы вызвали целую бурю. Несколько дней заседал школьный комитет. Мнения разошлись: одни считали, что слепых следует обучать по примеру Королевского института, другие же возражали, так как считали, что ничего подобного слепому бирманцу не нужно.

Но тут неожиданно вмешались дети. Они потребовали сделать все так, как предлагал их кокоджи. Комитет, удивленный неожиданной активностью детей, принял поистине соломоново решение: реформы принять, а директора, их предложившего, в его действиях ограничить. В "помощь" Ерошенко была назначена директриса – полуграмотная бирманка, главная противница реформ.

Однако миссионеры плохо знали характер нового директора. Главное, к чему он стремился, – научить детей "видеть" мир, узнавать его не только из книг и разговоров. И едва получив согласие комитета на путешествие с детьми, Ерошенко выехал в Рангун – нужно было добиться еще и разрешения министерства. План, предложенный Ерошенко, был необычаен: за месяц, оставшийся до периода дождей, побывать в Пагане, Аве, Мандалае, Пегу – сотни миль пути.

Чиновник осуждающе покачал головой и, решив, видимо, что такое путешествие слепым не под силу – все равно, мол, через день вернулся с дороги, – неожиданно его разрешил.

И Ерошенко повел детей по пути познания мира на ощупь и на слух. В пути их окружали жар раскаленных равнин и прохлада леса, гудение насекомых, мягкая поступь монахов и рычание тигра – их родная золотая страна Шуэбиджи. Ерошенко привел учеников в мертвый, древний город Паган. Они слышали его голос, отраженный стенами храмов. Учитель рассказывал детям о величии пагод и ширине площадей города. Рассказы слепого учителя открывали им Паган во времени и пространстве; они старались понимать суть вещей, не видя их.

Дети воспринимали свою страну, как прекрасную симфонию – такой, какой слышал ее Ерошенко, который позднее говорил Лу Синю: "Ночью там повсюду звучит музыка; в домах, в траве, на деревьях стрекочут насекомые. Самые разнообразные звуки сливаются в один чудесный хор. Иногда к нему присоединяется змея, но да-же ее шипение гармонирует со стрекотанием насекомых".