Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

Так, беседуя, все трое дошли до тихого пустынного переулка Бадаовань, где стоял дом Лу Синя. Писатель купил его, продав дом в Шаосине, и поселил здесь всю семью: мать, жену, обоих братьев с их женами, свояченицами и детьми.

Приведя гостя, Чжоу Цзо-жэнь ознакомил его с будущим жилищем. Лу Синь с матерью и женой жил в доме, окна которого выходили в сад. В строении поодаль обитали его братья и их семьи. Работал писатель во флигеле для гостей, неподалеку от которого поместили и Ерошенко, так что окна его комнаты были расположены как раз напротив кабинета Лу Синя.

– Я не знаю, как смогу объясняться с вашей семьей, – смущенно сказал Ерошенко, – ведь я совсем плохо разговариваю по-китайски.

– О, пусть это вас не беспокоит, – ответил Чжоу Цзо-жэнь. – Мы со старшим братом говорим на эсперанто. Впрочем, если вам угодно, можете разговаривать с нами и по-японски. И не только с нами. Моя жена Хато Нобуко – японка, так же как и ее сестра. Свободно болтают по-японски все пятеро ребятишек, мои и младшего брата. Кстати, разрешите познакомить вас со старшим братом. Он только что вернулся с работы.

Лу Синь протянул Ерошенко руку и приветливо сказал:

– Здравствуйте. Давно ждал вас и рад, что вижу, наконец, живым и здоровым.

– Спасибо… – В Лу Сине Ерошенко сразу же почувствовал друга. – Спасибо, что пригласили в дом человека вам еще совсем незнакомого.

Глядя на усталого от скитаний писателя, Лу Синь сказал:

– Дорогой Эро-сан, я читал ваши сказки и знаю кое-что о вашей судьбе. Наверно поэтому мне кажется, что мы с вами знакомы уже давно.

– И мне тоже, – радостно отозвался Ерошенко.

Лу Синь сделал все, чтобы жизнь гостя в его доме была интересной и приятной. Слепому помогал студент У Кэ-ган, который читал ему книги, составлял вместе с ним конспекты будущих лекций. Члены семьи Лу Си-ня, и прежде всего его старушка-мать, тоже отнеслись к Ерошенко с большим участием.

Особенно подружился Ерошенко с четырехлетним сыном Чжоу Цзо-жэня. Завидев гостя, мальчик кричал: "Эротинко!" – он не выговаривал трудную для китайца русскую фамилию. Дети вообще так и льнули к этому доброму человеку. Но даже жена Чжоу Цзо-жэня относилась к Ерошенко неплохо, хотя тот был гостем Лу Синя, которого она ненавидела и всячески изводила. Лу Синь по этому поводу грустно шутил: "Трачу энергию девяти волов и двух тигров, чтобы хоть немного переделать членов своей семьи".

Китайскому писателю было неуютно в собственном доме: братья не всегда его понимали. Ерошенко чувствовал это и всем сердцем тянулся к Лу Синю. Как раз в это время У Кэ-ган познакомил русского гостя с опубликованной незадолго до того лусиневской "Подлинной историей А-кью", и Ерошенко показалось, что он начинает понимать душу китайского писателя. Но поговорить с Лу Синем ему все время не удавалось – тот был круглые сутки занят. Утром, сидя в плетеном кресле, он просматривал газеты и отвечал на письма, днем работал в министерстве, вечером преподавал в университете, ночью, надев халат, садился к столу писать.

Ночь для Лу Синя была заполнена радостью творчества, и как ни хотелось Ерошенко поговорить с ним, он, конечно же, не решался отвлечь писателя от его занятий. К тому же и сам он тоже работал ночами: писал при зеленой лампе, хотя ему, разумеется, свет был не нужен. Но лампу он всегда зажигал, словно приглашал Лу Синя зайти к нему на огонек. И вот однажды ночью Ерошенко услышал, как заскрипела дверь его комнаты. По походке он узнал Лу Синя.

(5) "Государство цветов" – образное название Китая.

(6) Лу Синь – псевдоним писателя. Настоящее имя – Чжоу Шу-жэнь. Чжоу Цзо-жэнь – литератор, переводчик с немецкого, японского и русского языков. В 20-е годы сотрудничал с Лу Синем. В 30-е годы запятнал себя работой на японских оккупантов.

– Добрый вечер! – Ерошенко услышал усталый, с хрипотцой голос – видимо, Лу Синь прочитал сегодня несколько лекций. Писатель тяжело опустился в кресло, закурил сигарету и сказал:

– Я давно хотел расспросить вас, дорогой Эро-сан, вашей жизни. Если это, конечно, удобно.

– И мне очень хотелось рассказать вам о себе, Лу Синь-сэнсэй.

Ерошенко начал свой рассказ с того, как он ослеп, затем перешел к учению в школе, работе в оркестре и путешествию в Англию.

Лу Синь внимательно слушал, тихо покашливая, и непрестанно курил. Особенно взволновал его рассказ об аресте и высылке Ерошенко из Японии. Когда гость рассказал, что в разговоре с таможенником не стал отрицать своего интереса к большевизму, Лу Синь спросил:

– Почему же вы так ответили, ведь это для вас было небезопасно?

– Я был в своем, русском Владивостоке. И пусть японцы захватили его и даже переименовали в город Урадзиво, они должны были бояться меня, а не я их.

– Так, так, – подтвердил Лу Синь. – Японская пословица в таких случаях советует: "Садясь на чужого коня, помолись предварительно Будде".

Ерошенко радостно рассмеялся в ответ: он понял намек Лу Синя – незадолго до их встречи Народно-революционная армия ДВР разбила белых под Волочаевкой и вела успешное наступление на Приморье.

С той поры Лу Синь и его русский друг не раз беседовали по ночам. Иногда в их разговорах принимал участие У Кэ-ган или кто-либо из гостей Лу Синя. Один из них впоследствии вспоминал, что такие беседы длились нередко за полночь. "При этом совсем не чувствовалось, что Лу Синь – китаец. Он умел так проникаться настроением, мыслями собеседника, что совершенно перевоплощался. Даже на шутки Ерошенко он отвечал тоже японскими шутками…". Так и не освоившийся в Китае, Ерошенко чувствовал себя в доме Лу Синя естественно и свободно.

Японию, замечал Лу Синь, Ерошенко искренне любил и говорил о ее бедах так, словно высказывал свое собственное горе. Видимо, Лу Синь и его русский друг немало беседовали об этой стране. Говорили они и о Советской России, которая очень интересовала Лу Синя и к которой он чувствовал большую симпатию (7). Однако объяснить его дружбу с Ерошенко только этим нельзя. В 20-е годы в Пекинском университете, бок о бок с Лу Синем, работали и другие русские – китаеведы А. Ивин, Б.Васильев, писатель С. Третьяков. Но близок он был только к Василию Ерошенко.

К сожалению, об отношениях Лу Синя с Ерошенко еще мало известно. Ерошенко не оставил воспоминаний о своей жизни в Пекине. Более того, возвратившись из Китая на родину, он в разговорах никогда не упоминал о своей дружбе с китайским писателем, видимо считая даже само такое упоминание нескромным. К счастью, Лу Синь в своем эссе "Праздные мысли на исходе весны" поведал читателю о своем русском друге. Он вспоминал свои беседы с Ерошенко:

" – Господа капиталисты все больше превращают рабочих в машины, – сказал как-то Ерошенко. – Они не только эксплуатируют их, но и навязывают им свои мнения, взгляды, заставляя с покорностью работать на себя. И я опасаюсь, Лу Синь-сэнсэй, как бы будущие ученые, чтобы парализовать рабочих в их борьбе, не изобрели специальное лекарство.