Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

В этот же день у моря побывали студенты. Профессор сказал им:

– Инстинкт, друзья мои, как видите, не всегда безошибочен. Эта бабочка видела в своей жизни только маленькие ручейки. И она решила, что море – это маленький ручеек. Она задумала перелететь его, и вот – результат перед вами. Главное в жизни – опыт! И право же, наши юнцы, которые, едва выпорхнув из школы, окунаются в политику и в общественное движение, удивительно похожи на эту бабочку!

Монастырский слуга снова возразил:

– Но откуда же появится опыт у молодежи, если она ничего не будет предпринимать?

Профессор, холодно улыбаясь, продолжал:

– Говорят, что свобода – инстинкт человека, но ведь инстинкт не всегда безошибочен. (Этот профессор недавно избран в Академию. Приносим ему свои поздравления!)

А монастырский слуга с того же дня находится под надзором полиции…

И никто из них не знал, что две бабочки погибли оттого, что хотели развеять мрак и спасти человечество, вернуть ему солнце!"

Так кончается сказка. Читая ее, мы попадаем в странный, непривычный для зрячих мир, где "солнце – фиолетовый корабль", а море – "золотое". Но эти редкие краски не вносят диссонанса в картину, словно на-писанную черной тушью.

Художник беспощадно разоблачает тех, кто проповедует, что общественное безмолвие должно длиться вечно: учителей, защищающих этот бесчеловечный строй; чиновников, страшащихся солнца; беспринципных полицейских, готовых хватать невиновных. Не случайно в Пекинском университете сказку "На берегу" считали сатирой на декана-соглашателя Ху Ши, который обычно удерживал студентов от выступлений против существовавших в стране порядков.

Когда читаешь эту сказку, вспоминаются гневные слова Н. А. Некрасова: "Будь он проклят, растлевающий пошлый опыт – ум глупцов!". Вырвать молодежь из-под влияния старых обычаев, традиционной ханже-ской морали, под воздействием которых юноши и девушки вырастают либо безжалостными эксплуататорами, либо покорными рабами, – вот к чему стремился Ерошенко. Этой же теме он посвятил и свое выступление в дискуссии о китайском театре: "Неужели юноши и девушки Китая бессильны плюнуть на. то, что с точки зрения людей, воспитанных по старинке, является нравственным или безнравственным?.. К таким, ни на йоту не обладающим силой духа юношам и девушкам, я отношусь, как к жалким и слабоумным людям… подобию их отцов и матерей… О, этот темный уклад жизни! Он погружает во тьму настоящее и хочет, чтобы и будущее было темным!"

Многим пришлись не по душе эти слова писателя. Лу Синь выступил тогда в защиту русского друга, заявив, что он целиком и полностью поддерживает его мужественную позицию в этом вопросе. Он писал: "Я готов плюнуть в лицо тем из молодых, кто вырос, впитав в себя старую мораль и новую аморальность…" Ерошенко вместе с Лу Синем боролся за молодое поколение Китая, он призывал его отвергнуть груз традиции и выбрать свой путь к новой жизни. "Эро-сан стремился привлечь внимание китайских студентов к борьбе за свободу", – отмечал Такасуги Итиро. С весны 1922 года русский гость мог уже обращаться к студентам непосредственно с университетской кафедры, ректор Пекинского университета Цай Юань-пэй по рекомендации Лу Синя пригласил Василия Ерошенко преподавать эсперанто.

В 1921 г., воспользовавшись тем, что Всекитайский съезд учителей по предложению Цай Юань-пэя принял резолюцию об изучении в школах эсперанто, три профессора-эсперантиста – Лу Синь, Чжоу Цзо-жэнь и Цянь Сюань-тун основали при Пекинском университете Специальную школу эсперанто. Директором ее назначили русского эсперантиста Иннокентия Серышева, а преподавателями братьев Чжоу (10) и Цянь Сюань-туна.

Так как в Специальную школу записалось пятьсот слушателей, то в помощь преподавателям из Шанхая был приглашен китайский эсперантист, известный под псевдонимом Сунь-фир, и Ерошенко, который не только преподавал язык, но и читал на эсперанто русскую литературу. Его лекции слушали студенты двух потоков – те, кто знал эсперанто, и те, кто его не знал (для них выступления Ерошенко переводил Чжоу Цзо-жэнь). Таким образом, например, лекции о Леониде Андрееве посещали уже не десятки студентов, как в русской секции университета (11), а сотни. На курс Ерошенко записалось пятьсот человек: триста на эсперантский поток и двести на китайский. Так, студенты преодолевали языковый барьер, мешавший их знакомству с русской литературой.

Обычно Ерошенко читал лекции в большой аудитории, оформленной в китайском стиле. Он водил пальцем по брайлевским листам и говорил на эсперанто. Каковы были темы его выступлений? Они отражены в заголовках статей того периода: "Женский вопрос в новейшей русской литературе", "Андреев и его пьесы", "Андреев и его символические драмы" (12).

Несмотря на работу энтузиастов-переводчиков (в частности, членов созданного в 1921 г. Общества изучения литературы), произведения русских писателей были еще мало известны в Китае. Нередко Ерошенко, анализируя драмы Л.Андреева, знакомил слушателей с их содержанием.

Леонид Андреев привлекал китайского читателя своим гуманизмом (правда, несколько отвлеченным), пацифизмом и ненавистью к социальному злу. Высоко ценил Л. Андреева и Лу Синь (13). Русский писатель был близок и самому Ерошенко – гуманисту и пацифисту.

Китайских студентов, видимо, особенно интересовали проблемы, связанные с положением женщины в дореволюционной России. Буржуазная семья, основанная не любви, а на расчете, переживала кризис – это и отразил в своих драмах Л. Андреев. Василий Ерошенко, анализируя их, приходит к выводу, что буржуазный брак – узаконенная проституция, ибо, как он писал, "нет принципиальной разницы между женщиной, продающей свое тело многим мужчинам, и женщиной – рабой одного".

И хотя в своем анализе пьес Ерошенко не доходит до обнажения причин бесправия женщины, до обличения буржуазного общества и государства, даже такая критика варварских семейных отношений с большим интересом воспринималась китайскими слушателями.

Русский писатель приехал в Китай в интересный и напряженный период истории этой страны. 4 мая 1919 года, менее чем за три года до его появления в Китае, началось демократическое, антиимпериалистическое движение. В тот день на улицу вышли студенты, протестовавшие против унизительных для страны решений Парижской мирной конференции. Полиция стреляла в них, улицы Пекина обагрились кровью, но движение прокатилось мощной волной по всей стране и утихло только в начале июля. А два года спустя, весной 1921 года студенты и преподаватели Пекинского университета, протестуя против бесчинства властей, объявили забастовку и направились к министерству просвещения. Полиция на этот раз не решилась прибегнуть к оружию, ограничившись жестоким избиением и студентов и профессоров.