Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

– Отец, Севидов выпускает молодых, чтобы у них была возможность заработать звания мастеров спорта, – ответил Валерий, который после этих рокировок заметно оживился.

– Это надо делать именно сейчас? – продолжал удивляться Щербицкий.

Но сын ничего ему не ответил – он с интересом уставился в экран телевизора, где должна была развернуться интрига, достойная пера Шекспира.

В отличие от двух игроков «Арарата», вышедших на замену почти двадцать минут назад, Кондратов и Зуев не смогли так легко вписаться в игру. И уже спустя полминуты после их выхода ереванцы едва не сравняли счет. Погосов метров с пятнадцати нанес удар по воротам динамовцев и только мастерство Самохина, в немыслимом прыжке отбившего мяч, спасло киевлян от гола. Но «Арарат» и не думал сдаваться. Отбитый мяч попадает в ноги Андреасяну, тот снова бьет, но удар парирует защитник. Первым к мячу успевают ереванцы – это был Казарян. Он бьет метров с десяти и попадает точно в Самохина. Но тот не сумел зафиксировать мяч, который отскочил в поле, где набежавший Иштоян нанес по нему мощнейший удар верхней стороной стопы. На этот раз Самохин оказался бессильным – мяч, выпущенный как из пушки, реактивным снарядом влетел в сетку ворот, едва не пробив в нем дыру. Счет стал ничейным – 1:1. И это буквально за одну минуту до конца матча!

– Чтоб тебе пусто было! – вскочил со своего кресла Щербицкий.

– Кому, отец? – не понял Валерий.

– Севидову, а кому же еще?! Это же он надумал заменить двух ведущих игроков на двух молокососов. Им, видите ли, звания мастеров подавай. И как теперь, спрашивается, играть в дополнительное время – без Буряка и Блохина, зато с двумя молокососами?

Тот же самый вопрос спустя пять минут задал Коману и Олег Блохин. Команды шли в раздевалку, чтобы передохнуть перед продолжением игры, и Блохин специально нагнал второго тренера, чтобы задать ему этот вопрос.

– Ладно, ладно, без тебя разберемся, – отмахнулся от игрока Коман и прошествовал в раздевалку.

А на Севидова было больно смотреть – кажется, только теперь он осознал, в какую западню себя загнал. Или позволил загнать. Но обратного хода уже не было.

Когда под сводами ресторана зазвучали первые аккорды знаменитой битловской песни «Об-ла-ди, Об-ла-да», практически все, кто был в зале, вскочили со своих мест и бросились к танцполу, чтобы начать дружно отплясывать под бешеный ритм этого великого шлягера. Причем в исполнении Леонида Бергера эта веселая песенка про семейство Джонсов и их детишек исполнялась в куда более жестком варианте, чем в оригинале, что придавало этой вещице особенный шик – она превращалась в забойный рок-н-ролльный хит, под который хотелось танцевать без остановки. «Об-ла-ди, об-ла-да, жизнь продолжается», – пел Бергер на чистейшем английском, вводя публику в неописуемый восторг.

Кожемякин и Татьяна лихо отплясывали вместе со всеми, вздымая руки вверх и мотая головами из стороны в сторону в такт мелодии. Здесь же поблизости танцевал и Жиган, который по ходу песни все ближе подбирался к своей жертве – Кожемякину. Наконец, где-то к середине композиции он оказался рядом с Татьяной и попытался вклиниться между нею и ее партнером с явным намерением задеть самолюбие последнего. Делал это Жиган специально, чтобы в ходе возникшего конфликта у него появилась возможность сцепиться с футболистом и в пылу этой борьбы воткнуть ему в ногу заточку. Сделать это надо было быстро, пока весь зал был увлечен танцами под веселые ритмы битловского шлягера.

Жиган не ошибся – когда он бесцеремонно оттеснил Кожемякина от Татьяны, футболист схватил его за плечо, пытаясь вытолкать из их круга. Но Жиган перехватил его руку и повернулся к нему лицом. Глядя на футболиста снизу вверх, поскольку Кожемякин был на голову выше Жигана, последний сунул руку в правый карман своего пиджака, где у него лежала заточка. Однако ее там не оказалось.

– Ты чего вылупился? – перекрывая шум песни, закричал в лицо Жигану футболист.

Вместо ответа Жиган сунул руку в другой карман, но и тот оказался пуст. И в это время к ним подошли трое дружинников. Их послал Ребров, который не участвовал в танцах и внимательно следил за действиями Жигана. И когда тот сцепился с Кожемякиным, Ребров тут же указал дружинникам на Гаевского: дескать, вон тот молодой человек явно собирается затеять драку. И когда Жиган, не найдя заточку, решил действовать руками и уже собирался нанести удар футболисту в лицо, чтобы, сбив его на пол, ударить что есть силы по правой ноге, эту руку перехватил один из дружинников. Двое других блюстителей порядка тут же навалились сзади на Жигана и волоком потащили его с танцпола к выходу из ресторана. А посетители продолжали лихо отплясывать под забойную песню, которая к финалу набрала еще большую энергетику и увлекла за собой даже тех из посетителей, кто еще оставался сидеть за своими столиками. Вот и Ребров, проводив взглядом дружинников, уволакивающих Жигана из ресторана, бросился в гущу танцующих и стал прыгать вместе со всеми, празднуя только что успешно проведенную им операцию.

Матч еще не возобновился, а Моченый вновь почувствовал себя плохо. На этот раз дело было куда более серьезным – у него перед глазами поплыли круги, а сердце заколотилось так сильно, что казалось вот-вот выскочит из груди. И к горлу внезапно подступила тошнота. Понимая, что медлить нельзя, Моченый поднялся со своего места и, прикрывая рот ладонью, стал пробираться к выходу. Выскочив в подтрибунное помещение, он заскочил в ближайший туалет и чуть ли не рухнул лицом в унитаз – рвотные массы горячей волной вырвались из него наружу. Забрызгивая все вокруг, Моченый корчился в конвульсиях и внезапно заметил, что его рвота чуть ли не наполовину состоит из крови. Он смотрел на эти сгустки и никак не мог понять, что с ним происходит. Как вдруг в его памяти возникла его последняя встреча с Зольским. Моченый вспомнил про то, как настойчиво тот предлагал ему выпить коньяк, как сам медлил с его принятием, внимательно наблюдая за тем, как пьет его сосед. И тост Зольского про «дружбу до гробовой доски» тоже вспомнился Моченому в эту минуту и обрел совсем иной смысл, чем тогда, когда он услышал его в салоне автомобиля.

После того, как Моченого вырвало, ему немного полегчало. Но жжение в груди не проходило и сердце колотилось, как сумасшедшее. Вымыв лицо над умывальником, Моченый обтерся носовым платком и вышел из туалетной комнаты. Он хотел досмотреть матч, который сулил немыслимую интригу, и направился к входу на трибуны. Как вдруг навстречу ему вышла женщина, лицо которой ему показалось знакомым. Но где именно он ее видел, Моченый вспомнить не мог. И тут женщина (а это была Нонна) сама напомнила ему об этом.