Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

– То есть, мы должны еще сильнее влиться в западный черный рынок? – спросил Мазовецки.

– Совершенно верно: если этот рынок нам не по зубам, то надо в него вступить, – ответил Кунгуров. – И если раньше мы это делали от случая к случаю и разобщенно, то теперь надо менять стратегию. Будем действовать сообща.

– Но есть риск слиться с черным рынком до такой степени, что он нас поглотит, – выразил сомнение Цеков.

– И это говорит человек, который создавал «Тексим»? – удивился Сунгуряну. – Рано или поздно наши системы все равно сольются в одну общую, поэтому соломку надо начинать стелить уже сейчас. Товарищ Кунгуров правильно заметил, что сейчас наступает очень удобное время. Три года назад Никсон отменил золотой стандарт. А Советский Союз второй по величине производитель золота в мире и может существенно влиять на цену на золото. Поэтому надо сообща внедрять наших людей в иностранные банки, чтобы мы смогли заниматься манипуляцией на золотых рынках.

– Ты ошибаешься, Сунгуряну – заниматься этим будем не мы, а именно русские, – поправил румына Цеков.

– Но мы можем с вами делиться, ведь мы из одного лагеря, – улыбнулся Кунгуров. – Для этого, собственно, я вас и собрал – чтобы выработать план совместных действий. Одним пальцем стену не пробьешь, а вот пятью пальцами, сжатыми в кулак, это сделать можно. А чтобы у вас не было сомнений в моих словах, то я готов предложить вам выгодную сделку. У нас скопилась большая сумма от нескольких финансовых операций внутри страны, которую мы готовы разместить в подконтрольных вам банках. Естественно, мы отдаем вам эти деньги с отчислением хороших процентов за эту услугу.

– Это действительно красивый жест, но в чью именно сторону он направлен? – поинтересовался Цеков.

– Сумма настолько большая, что мы можем разбить ее на три части – ровно по числу участников нашего разговора, – ответил Кунгуров.

– Тогда за это стоит снова выпить, – предложил Мазовецки и взял в руки бутылку, чтобы разлить пиво по кружкам.

Спустя полчаса, когда болгарин и румын ушли в сауну и в предбаннике остался Кунгуров и Мазовецки, последний спросил, но уже по-русски:

– Речь идет не о тех деньгах, что привез дипломатической почтой наш культурный атташе из Москвы?

– И о них тоже, – подтвердил эти слова Кунгуров. – Это деньги подпольного тотализатора, собранные за последние три года. Они должны осесть в западных банках и лучше будет, чтобы эти банки были под вашей «крышей». И еще хорошо бы, чтобы КГБ про это не знал.

– Последнее будет трудно проделать, учитывая, что у КГБ хорошая агентура. А тут еще этот слет ваших главных «тотошников» под видом участия в свадебном торжестве. Зачем вам это понадобилось – это же рискованно?

– Это элементарная ловушка, Кшиштоф, – отламывая клешню у рака, ответил Кунгуров. – Эти люди просто не должны отсюда уехать. Они уже на крючке у КГБ, поэтому надо было собрать их вместе, чтобы не гоняться за ними по всей стране. А собраться они согласились только по причине того, что этот сбор будет вдали от нашей родины.

– Значит, вы ликвидируете у себя тотализатор?

– Это невозможно сделать по причинам объективного характера – слишком много влиятельных людей вовлечены у нас в орбиту футбола. Просто мы хотим поменять примелькавшихся людей – только и всего. По силам вам такая операция?

– Слишком мало времени осталось – всего три дня, – покачал головой Мазовецки.

– Насколько я помню, раньше вы могли обтяпывать такие делишки с гораздо меньшим лимитом времени.

Мазовецки понял, на что намекает его собеседник. Речь шла о катастрофе самолета Ан-24, которая случилась 28 февраля прошлого года. В ней погибло 18 человек, включая министра внутренних дел Чехословакии Радко Каску, заведующего отделением обороны и безопасности ЦК КПЧ Михая Кудзея, а также министра внутренних дел Польши Веслава Очепку. Чехи приехали в Польшу, чтобы инспектировать важный экономический объект – Щецинский морской порт, который фактически являлся перевалочным пунктом товаров из Чехословакии (доставлялись в порт поездами) в Западную Европу. Причем через эти «ворота» проходили не только официальные грузы, но и неофициальные – то есть, контрабанда. И приезд столь влиятельной делегации, в которую входили сразу двое руководителей МВД, был нежелателен тем, у кого были свои интересы в этом порту. Поэтому и было принято решение от них избавиться. Причем сначала планировалась диверсия на железной дороге, поскольку делегация должна были прибыть в Щецин поездом. Но в последнюю минуту по чьему-то «доброму» совету делегатам предложили лететь самолетом – мол, так быстрее. Для этого был выделен самолет АН-24Б, приписанный к 36-му Специальному транспортному авиационному полку Польских воздушных сил (базировался в варшавском аэропорту Окенце). И планировщикам акции устранения пришлось быстро переверстать свои планы с ж/д диверсии на авиакатастрофу. А когда последняя случилась, все свалили на… погоду. Дескать, к трагедии привели обледенение крыльев, а также сильная турбулентность, вызванная плохими погодными условиями.

– Ну, что, справитесь? – вновь спросил Кунгуров, видя, что его собеседник погрузился в раздумья.

– Постараемся, – ответил Мазовецки. – Но для этого надо будет собрать ваших деятелей в одном месте.

– Предоставляю это сделать вам. Меня ведь детали не интересуют, мне важен результат, – ответил Кунгуров и взял с тарелки очередного рака. – Только имей в виду: чекисты тоже не лыком шиты и вполне могут «пасти» здесь наших клиентов. Так что смотрите, не вляпайтесь.

Не успел Хенрик Возняк приехать к себе на службу и войти в свой кабинет, как ему позвонил его шеф и приказал срочно явиться к нему на прием. И когда сыщик переступил порог начальственного кабинета, шеф буквально сразил его неожиданным вопросом:

– Ты что такое натворил, если тебя вызывают в Дом Партии?

Под этим наименованием у варшавян проходило здание ЦК ПОРП в Краковском подворье.

– Вроде, ничего, – развел руками Возняк.

– Тогда срочно бери мою служебную машину и дуй на Новы Свят, в кабинет № 204 – к некоему Лешеку Домбровскому. Может, это связано с сегодняшним приездом Брежнева?

Всю дорогу Возняк ломал голову над причиной этого вызова, но так и не пришел к какому-то одному выводу. «Может, это связано с Анджеем Кравчиком? – размышлял сыщик, глядя на мелькавшие за окном варшавские пейзажи. – Но я ведь с ним так и не встретился, ограничившись разговором с его женой».

Короче, так и не найдя ответа на этот вопрос, Возняк доехал до здания ЦК ПОРП. Внутри него он до этого еще ни разу не бывал, хотя наслышан был об этом здании достаточно. Оно было построено в 1952 году методом «народной стройки». Формально на строительство перечислялись лишь средства, собранные членами ПОРП, однако, на самом деле, значительная часть финансирования поступала из госбюджета и от простых граждан, в рамках проводимой тогда в стране кампании «Купи один кирпич на восстановление Варшавы». Общая площадь помещений в Доме Партии составляла 27 тысяч квадратных метров, а территория участка, на котором он стоял, была равна 1,3 гектара. Среди варшавян ходили упорные разговоры, что под зданием имеется ряд подземных коридоров, при помощи которых можно было попасть во Дворец культуры и науки или же на тайную железнодорожную платформу, сооруженную для высших чинов ПОРП. Еще Возняк слышал, что в Доме Партии великолепная столовая, где кормили лучше, чем в каком-либо варшавском ресторане и при этом брали за это чисто символические деньги. Однако попасть туда он не надеялся, поэтому, пройдя целых три (!) поста охраны (это было вызвано сегодняшним приездом советского генсека), Возняк поднялся на второй этаж, в кабинет № 204. Там он застал пожилого функционера ЦК с одутловатым лицом и залысинами на седой голове. Внешне он напоминал «пана Шматяка» (так в Польше обозначали собирательный образ партаппаратчика).