Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

«Сталин дал мне поручение, выполнять которое мне очень не хочется, но… придётся ».

Это « поручение » вождя заключалось в том, что ГУГБ НКВД предстояло принять под свой контроль секретнейшую лабораторию, которая занималась разработкой ядов и ставила свои эксперименты на заключённых, приговорённых к смертной казни. Всеволоду Меркулову пришлось разрабатывать и утверждать положение о том « ядовитейшем » отделе.

Эта лаборатория появилась в НКВД уже давно – ещё в 1926 году (после смерти Феликса Дзержинского) новый нарком ОГПУ Вячеслав Менжинский распорядился включить её в состав своего ведомства. Потом тщательно засекреченную лабораторию ядов и наркотиков подчинили группе Якова Серебрянского (« группе Яши»). Перед сотрудниками лаборатории была поставлена задача: создавать яды, которые воздействовали бы на человека так, чтобы его смерть выглядела вполне естественной (как от какой-то болезни).

Тогда считали, что секретная лаборатория будет готовить отравляющие вещества для зарубежных врагов советской власти. Но в середине тридцатых годов вдруг оказалось, что и в самой стране Советов пребывает неимоверное множество « врагов ». Отравляющие вещества стали предназначаться и для них. Надо полагать, что ядом, доставленным из этой лаборатории, 17 февраля был отравлен Абрам Слуцкий, отмечавший в служебном кабинете своё назначение наркомом внутренних дел Узбекистана.

Осенью 1938 года из одной секретной лаборатории сделали две: бактериологическую (её возглавил доктор биологических наук Сергей Николаевич Муромцев) и токсикологическую (« Лабораторию – X»), занимавшуюся изготовлением ядов (её возглавил врач Григорий Моисеевич Майрановский).

25 октября 1938 года жене « всесоюзного старосты» Екатерине Ивановне Калининой, как написано во многих её биографиях, позвонили по телефону в Кремль и пригласили в ателье на примерку нового платья. Ничего не подозревавшая Екатерина Ивановна отправилась туда, и была арестована.

А вот как рассказывала об этом сама Екатерина Калинина (на допросе, состоявшемся 11 декабря 1953 года):

«В 1938 году под предлогом осмотра мебели, которую я собиралась приобрести, меня на автомашине вывезли из Кремля, где я проживала, а около памятника Минину и Пожарскому в эту машину сел также неизвестный мне человек в форме сотрудника НКВД. Я была доставлена в здание НКВД на Лубянской площади, где этот сотрудник и объявил, что я арестована, после чего меня и поместили в одиночную камеру внутренней тюрьмы ».

Ночью Калинину повели на допрос, где в грубой форме ей было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности, в шпионаже, а также в связях с троцкистами и правыми. Стали требовать «показаний». Но арестованная ни в чём признаваться не стала.

Екатерина Калинина:

«Следователь Иванов (его фамилию я узнала впоследствии)… мне прямо заявил, что всё равно меня заставят дать показания о шпионской работе, и для этого органы НКВД располагают достаточными средствами».

Такие допросы (каждую ночь!) продолжались в течение полутора месяцев.

Лев Разгон в книге «Непридуманное» написал:

«Мы уже знали, что Сталин, при всём своём увлечении передовой техникой, не расстаётся со старыми привычками: у каждого из его соратников обязательно должны быть арестованы близкие. Кажется, среди ближайшего окружения Сталина не было ни одного человека, у которого не арестовывали более или менее близких родственников. У Кагановича одного брата расстреляли, другой предпочёл застрелиться сам; у Шверника арестовали и расстреляли жившего с ним мужа его единственной дочери – Стаха Ганецкого; у Ворошилова арестовали родителей жены его сына и пытались арестовать жену Ворошилова Екатерину Давыдовну… Этот список можно продолжить… И ничего не было удивительного в том, что арестовали жену и у Калинина».

В том же октябре 1938 года Фёдора Раскольникова вызвал советский полпред в Париже Яков Суриц и заверил его, что у советского руководства нет к нему никаких претензий кроме « самовольного пребывания за границей», и что, если он вернётся на родину, ему ничего не угрожает. Но Раскольников возвращаться не торопился.

2 ноября 1938 года Александр Щербаков стал первым секретарём Московского обкома ВКП(б), сменив на этом посту арестованного 20 октября и уже признавшегося во всём, в чём его обвиняли, Александра Ивановича Угарова. Допрашивали бывшего секретаря Московского обкома Лаврентий Берия и Богдан Кобулов. Сын Угарова Сергей много лет спустя написал:

«Врагу не пожелаю пережить то, что я пережил, читая на Лубянке протоколы допросов отца… На первом он все обвинения отрицает. На втором – через сутки! – всё признаёт. Что случилось за это короткое время? Какие круги ада прошёл мой отец?»

Допросы Угарова только начались, а из его московской квартиры в Доме на набережной выселили его семью, и в неё въехал подручный Берии и Кобулова младший лейтенант госбезопасности Виктор Абакумов.

2 ноября 1938 года был арестован начальник Иностранного отдела НКВД Сергей Шпигельглас за « сотрудничество с иностранной разведкой и участие в троцкистском заговоре в НКВД».

4 ноября за принадлежность к « антисоветской террористической диверсионно-предательской партии », якобы ставившей своей целью свержение советской власти в Киргизии и отделение её от СССР, Юсуп Абдрахманов был приговорён к расстрелу. На следующий день приговор был приведён в исполнение.

А из Франции был отозван Яков Серебрянский. Вместе с женой Полиной он 10 ноября 1938 года прилетел в Москву на самолёте. И прямо у трапа супругов арестовали. Ордер на арест был подписан заместителем Ежова Лаврентием Берией. С этого момента Специальная группа особого назначения (СГОН НКВД или « группа Яши») своё существование прекратила.

16 ноября состоялся первый допрос Серебрянского, который вёл младший лейтенант госбезопасности Виктор Семёнович Абакумов (четыре класса образования городского училища в Москве). На бланке протокола будущего допроса Берия написал:

«Тов. Абакумову. Хорошенько допросить ».

На допросе присутствовали заместитель наркома внутренних дел Лаврентий Берия и начальник следственной части НКВД СССР Богдан Кобулов. Допрашиваемый был подвергнут «интенсивным методам допроса », то есть Абакумов жестоко его избил. И Серебрянский вынужден был признать себя виновным и оговорить других. Следствие продолжалось. А после допросов в камере внутренней тюрьмы Лубянки подследственный писал «Наставление для резидента по диверсии».

Жена Серебрянского Полина Натановна тоже находилась под следствием.