Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки

Утром я проснулся от солнца. Открываю глаза и боюсь шевельнуться – в двадцати шагах, прямо под микрофоном, ходят пять журавлей и два зайца сидят. Журавли на зайцев ноль внимания, ходят, чуть пританцовывают. Шевельнуться нельзя. Борис под полушубком включает «ящик», тихо-тихо надевает наушники. Все равно движение замечено. Журавли с криком взлетают. Один чуть не задел варежку с микрофоном… Кажется, все в порядке. Лицо у Бориса сосредоточенное, он смешно закрыл один глаз, наклонил голову – значит, и там, в наушниках, слышно: кричат журавли…

У каждого свой голос.

Разжигаем костер. Сушим одежду. Зайцы от дыма убежали на конец гривы… Как вкусен хлеб! Во время еды Борис надевает наушники, будто бы что-то проверить, но я вижу: просто слушает журавлей. Слушает журавлей. Я отворачиваюсь – журавлиные крики иногда особым образом действуют на людей…

Мой приятель в редакции, когда зашел разговор о пластинках, сказал: «Вот посмотри, пишут…» В письме из Италии были строчки: «Будешь ехать – не набирай лишнего. Бутылку «Столичной», черного хлеба и, если сможешь, добудь пластинку с голосами птиц».

Я не удивился такому желанию. Три года назад, собираясь лететь в Антарктиду, я спросил у людей знающих: дорога длинная, что купить для подарков: «Значки и, если найдешь, пластинку – голоса птиц».

Это был в самом деле лучший подарок. Я видел, как слушали запись наши «посольские», давно не бывавшие дома. Иностранец, получив подарок, счастливый, спрашивал: «Эти птицы поют в Москве?!» В Антарктиде радист объявил: «А сейчас – голос родной земли…» Представьте занесенный снегом поселок. Все под снегом. Виднеются только антенны, и на столбе из-под снега торчит алюминиевый репродуктор. И запела вдруг над снегами какая-то птица. Весенний гул молодой зелени и потом – мещерские журавли. Всю жизнь буду помнить лица людей, слушавших, как над снегами кричат журавли. Мог ли быть лучший подарок для Антарктиды?

Передо мной сейчас гора писем, полученных Борисом Вепринцевым. От учителя из Ярославля, от школьников из Крыма, от зоолога из Ленинграда, от ученого из Швеции, от охотника-инспектора из Найроби (Кения), от японского принца (принц увлекается орнитологией), от постановщика фильма «Война и мир», от капитана дальнего плавания Юрия Максимовича Иванникова, от инженера Валентина Гриднева из Челябинска («Придешь домой, как собака, усталый… Ваши лесные голоса как будто витамины какие в душу вливают»). И так далее. Многие сотни писем. Для одних голоса птиц – что-то вроде учебника, для других – это голос далекой родной земли, для третьих – предмет любопытства («Подумайте, подмосковные птицы!»), кому-то надо озвучивать фильм, а большинству – «витамин для души».

Выпущены три пластинки голосов птиц (три серии), записанные Борисом Вепринцевым. У пластинок большой тираж. Но по-прежнему спрос превышает продажу. Двадцать тысяч пластинок попросили в Чехословакии, пятьдесят тысяч захотели купить поляки. Пластинки вошли в мировых каталоги. На всемирную выставку в Монреаль пластинки будут отправлены в ряду национальных ценностей. И это в самом деле национальная ценность, так же как первый сборник народных пословиц, как записи народных песен…

…Я думал, как лучше закончить очерк. И вот ничего не надо придумывать, вспоминать. На столе у меня проигрыватель с пластинкой. Громко кукует кукушка. Окно открыто. Я вижу: девушка на балконе соседнего дома ищет что-то глазами на тополе. «Кукушка? Вроде бы рано…» Но кукушка! Я вижу, как губы у девушки начинают считать: раз, два… Может быть, девушка никогда не видела птицы кукушка, но нет человека, кто бы не знал этой самой простой из песен и, услышав, не загадал бы. Мне хочется, чтобы девушка насчитала как можно больше. Осторожно перевожу иглу… и еще раз перевожу. Считает… Выходит на балкон старуха, о чем-то говорит с девушкой, подносит к уху ладонь и тоже начинает считать…

Иногда человеку так мало надо для радости.

Репортаж нашего специального корреспондента В. Пескова из района землетрясения

Я прилетел в Ташкент ночью под воскресенье 8 мая. На подлете пассажиры притиснулись к окнам и облегченно вздохнули – внизу мерцал привычный разлив огней. И по дороге с аэродрома в гостиницу я не сразу заметил следы бедствия. Город спал. Город пахнул теплой молодой зеленью, теплым хлебом, бензином и новым непривычным запахом глиняной пыли.

На одной из улиц автомобильные фары уперлись в брезентовый бок палатки. Проезда не было. На асфальте два ряда палаток. Храп спящих и тихие разговоры не сообщали тревоги. Казалось: туристов ночь застала посреди города, и они, недолго думая, стали лагерем на проезжей улице. У одной из палаток на табуретке светился огонь. Бородатый узбек и, видимо, его внук читали около лампы. Я попросил посмотреть книги. Старик дружелюбно протянул коран в черном кожаном переплете. Парень-студент сидел над учебником.

Подошел патруль – девушка и трое ребят с повязками на рукавах. Спросили:

– Вы кто такие, товарищ?..

Я попросил показать дом. Старик пронес лампу вдоль глиняного дувала. Забор, иссеченный трещинами, от прикосновения шатался.

– Аллах помогал строить – аллах взял, – сказал старик.

Лампа осветила комнату без одной стены. Сквозь трещину в потолке виднелись звезды.

– Я спал вот тут, – сказал парень-студент, – чудом остался. Печь рухнула рядом с кроватью…

Время остановилось в момент землетрясения.

Редко на какой улице не стояли палатки.

Перед сном я, как всегда, прикинул в блокноте, что надо сделать завтра, подчеркнул слова: «У возможно большего числа людей узнать, как это было».

Природа облегчила задачу. Я сам теперь могу рассказать, как это было… Я проснулся с ощущением: кто-то разбудил неосторожным толчком. Включил свет, стал рассеянно листать книгу. На часах было начало четвертого… Все дальнейшее вряд ли когда-нибудь позабудется. Дом вздрогнул и закачался. Сумка с фотоаппаратами, стоявшая на шкафу, поехала к краю. Я прыгнул на подоконник и поднял глаза к потолку. Потолок почему-то не падал, хотя дом ходил ходуном. Отдаленный гул, и над головой – странный, непривычный звук мнущейся штукатурки. Ощущение: сидишь в коробке, по которой сбоку и снизу кто-то жестокий и сильный дает пинка. Секунд пять или шесть встряски. Звон разбитого стекла у входной двери. Потом тишина.