Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

Молчаливые поляны с кустами желтеющих ивняков, стожками сена и космами диких пахучих трав.

– Ок!.. Ок!..

Карабин у Патрика наготове. Но отклика нет. Синицы качаются на прутике ивнячка и тихо, пронзительно свищут. Любопытно: это нехитрая песня тревожит только меня, слыхавшего ее с детства? Или каждый способен услышать грусть онемевшего леса? Словно угадав мои мысли, Патрик замирает на месте, закрывает и без того узкие щелочки глаз. Чавкает грязь под сапогами у егеря, и пронзительно громко щебечут синицы…

Добычи не было. Были шутки по поводу неудачного выстрела… (Крайний справа – Патрик Хемингуэй.)

Карабин у Патрика наготове.

По росной траве – ночные наброды лосей. Но сентябрь на исходе, лосиные свадьбы идут к концу. Егерь, однако, считает: два-три еще непризнанных жениха обязательно есть в этом лесу. По пояс намокшие, прячемся в кустах и слушаем, слушаем… Есть! Отозвался! Все разом обернувшись, видим в золотой утренней дымке большого темного зверя. Он так озабочен, что мчится к нам по открытому месту. Нет, все-таки осторожность взяла свое – замер возле куста, уши торчком, шея вытянута. Далековато. Но егерь кивает. Патрик поднимает к плечу карабин, но видно со стороны – не попадет, слишком волнуется… Так и есть, лось рванулся через кусты. Патрик опередил всех и, пробежав по следу десяток шагов, поднял руки с виноватой улыбкой:

– Ай мист… (Промазал…)

Ни капли крови на желтой траве, только темный по росе след. Чужое ружье, новое, незнакомое место охоты – промах вполне понятен…

Остаток дня блуждали по ивнякам с надеждой выманить нового жениха. Но отзываются только сороки, сойки, и верещат на рябинах дрозды. Под конец егерь перестает звать лосей, и мы тихо идем по лесу просто так, не пытаясь сократить путь до просеки, где привязана лошадь. Остановка возле семьи красных грибов-мухоморов, у бочажка, где ночью топтался лось, у елки, с которой полетел рябчик. Лес пронизан косыми линейками света. Лес пахнет, сверкает множеством красок, и я радуюсь, что могу показать гостю лес в самом лучшем его наряде.

– Береза… – говорит Патрик и проводит ладонью по стволу деревца, подожженного солнцем.

– Рябина… – говорю я, подходя к дереву, обсыпанному красною дробью созревших ягод.

Двух слов хватает вполне, чтобы люди поняли друг друга…

Этим же утром на лодке мы добрались к середине Волги. Вдалеке, за поворотом реки, зубцами синели леса. Как белый призрак, едва касаясь воды, промчалась в тумане «Ракета», и лодку долго качало на плавных остекленевших волнах…

Уха, горячая картошка и соленые рыжики ждали охотников в доме лесника-егеря. Еду выносят на стол, врытый в землю на берегу под соснами и березами. То в одну, то в другую тарелку падают сверху желтые листья. Разговор за столом об удачных и неудачных охотах, о Волге, о лесе, лосях, о слонах и медведях…

– Хороший день, – сказал Патрик. – В такие дни чувствуешь, что живешь…

Получил недавно необычное письмо от солдата. «…Служу второй год… Очень скучаю по дому. Иногда даже в танке, когда мотор выключен, закрою глаза и все сразу представлю: дом, колодец, поленница дров, напиленных к зиме, копны сена за садом. Ока под горой, по Оке, как листок с ивы упал – лодка плывет… Почему-то особенно часто вспоминаю три старые березы. Дорога в деревню идет как раз мимо берез. С одной стороны лес, с другой – поле. Весной эти березы раньше других зеленеют, осенью первыми начинают желтеть. Лес только чуть-чуть забурелся, а они уже золотые. Березы чуть наклонились в поле. Я почему-то только теперь сообразил, что это они к свету от леса склонились. Одна береза слегка горбатая. Мальчишками мы любили сидеть на этой горбине. Когда я ложусь спать и хочу вспомнить что-нибудь хорошее, обязательно вспоминаю опушку с тремя березами. Я говорю себе: вот сейчас, в эту минуту, там ночь, тихо-тихо, а вдалеке в деревне горит чье-нибудь окно, лают собаки… У меня солдатская просьба. Вы всюду ездите, почему бы не заглянуть к нам на Оку! Места вам понравятся, в этом я уверен. А если будете фотографировать, снимите и для меня… Григорий Копалин, младший сержант». К письму был приложен подробный план, как из Серпухова добраться к местечку Поленово, как среди множества стежек, идущих лесом по высокому берегу, выбрать нужную. Крестиком было помечено место, где растут три березы.

Такую просьбу не выполнить было грешно. В минувшее воскресенье я проплыл по Оке от Серпухова до Поленова. Распутать множество стежек на берегу оказалось делом не очень простым, но я ничуть не жалею, что ходил целый день по дорожкам на окских кручах.

Каждому человеку дорого место, где он родился и жил. Место, которое помнит деревенский парень, сержант Копалин, полюбилось бы каждому. Ока в этом месте делает плавный изгиб и уплывает в синеву прибрежных лесов. Леса почти везде спускаются к берегу и горят сейчас холодным желтым и красным огнем. А чуть налетит ветер – над водою клубится лиственная метель. Листья плывут по воде. Пароходы и катерки, пристающие к берегу, облеплены желтым листом, как будто их невзначай обрызгал захмелевший маляр.

Много дорожек пробито в лесу над рекой. Они сейчас мягкие от не увядших листьев. Воздух между деревьями кажется желтым. А пахнут леса осенним запахом дуба, которого много тут, над Окой.

С самого верха, с горбатых бугров, покрытых рябинами, кустами боярышника и продрогшими елками, пронзительно синие дали кажутся бесконечными; кажется с высоты: Ока уже не воду несет, а дымное серебро. Тут можно было стоять и час, и два, провожать глазами медлительные буксиры и маленькие жужжащие комарами моторки и думать о том, как длинен путь у Оки, и о том, что не любить эту реку нельзя.

С азартом кладоискателя я нашел три березы. И, убедившись совершенно, что это они, присел на опушке. Березы как березы. Прошли мимо них по дороге две девушки. Прошла мать с сынишкой. Мать несла в руках бидон и сумку с покупками, мальчишка на ходу разглядывал книжку. Было тихо. Где-то кричала стая грачей, за косогором в деревне кто-то монотонно стучал по железу: бум… бум… С берез тихо один за другим падали листья. Я посмотрел в бинокль. По крайней березе винтом сверху вниз бегала птица-поползень…

Березы как березы. Но всем понятна, Гриша, твоя любовь. У каждого из нас есть свои три березы.