Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

Тропический ливень – это сплошная стена воды. Капель не разглядишь. Вымокаешь сразу до нитки. Но человек придумал плащи, а каково, скажем, птицам. Правда, тем, кто живет на воде, дождь не помеха – перья смазаны жиром, отряхнулся, и все. А у курицы, например, перья жиром не смазаны, вот и превращается птица даже при маленьком дождике в мокрую курицу.

Или вот африканские грифы. Вымокли после ливня до последнего перышка, отяжелели, лететь не могут. Но грифы знают, что нужно делать после дождя. Посмотрите, как они сушатся. На солнцепеке, на ветерке выбрано дерево. Надо терпеливо посидеть вот так с полчаса… Снимок я сделал на дороге в Танзании. Мы дважды после дождя проезжали мимо сухого дерева и оба раза видели грифов. Видимо, сушатся они регулярно…

Скоростные самолеты, спутники и космические корабли сделали Землю маленькой. На снимках мы видели шарик, подернутый белыми облаками. Но не так он и мал, этот шарик, если сейчас у нас под ногами хрустит снежок, оконные стекла покрыты морозным папоротником, а в это же время где-то в Танзании после ливня сидят на дереве грифы и сушат на солнышке крылья.

Окно в природу

Морозно. В приоткрытую форточку утекает наружу струйка тепла. Кто это приспособился, греется? Тихо отвожу в сторону занавеску. На ветке у форточки сидит воробей. Нахохлился, вобрал голову, похож на серый пушистый шарик. Нас разделяет только стекло. Воробьиная осторожность должна заставить этот комочек жизни вспорхнуть, соединиться со стайкой замерзших собратьев. Но очень уж хорошо и тепло у окна. Воробей настороженно следит одним глазом. Стараюсь не шевелиться. И воробей начинает подремывать. Маленький глаз закрывается. И я вспоминаю, как сам много раз с мороза усталый засыпал возле печки…

Каждый человек с самого детства знает этих маленьких вороватых птиц. Возле нас они кормятся, согреваются. Их песню – простое чириканье – мы часто вовсе не замечаем. Но стоит ей почему-либо утихнуть, мы чувствуем, что привыкли к этим нехитрым звукам, к бойкому, суетливому проявлению жизни. И если мы расстаемся с родными местами, воспоминание о доме непременно связано с этой серенькой птицей.

Недавно я записал рассказ моряка о воробье, который прижился на корабле и плавал из Черного в Средиземное море. Моряк рассказал, как много радости и приятных забот доставлял матросам этот преданный путешественник. Корабль шел в виду чужих берегов, но птица ни разу не попыталась слететь на землю. А в Средиземном море, когда к нашему кораблю близко подошел американский ракетоносец, воробью вдруг вздумалось поразмять крылья. «Воробей вспорхнул, и мы на палубе затаили дыхание. Он опустился на мачту к американцам. В бинокль мы хорошо видели: сидит, озирается… Кто не ходил в море, пожалуй, и не поймет, сколько переживаний может доставить простой воробей. Не очень приятная штука, когда рядом с тобою плывет чужой военный корабль. Но тут все мы страстно желали: только б не отошел… Видно, птица, так же как человек, привыкает к своему месту. Посидел минут пять на чужой мачте наш воробей и, видим, взлетел. Летит! Мы все заорали «ура!». Боцман выскочил: в чем дело?! Но тоже заулыбался, когда узнал…»

Крыши домов были усеяны мертвыми воробьями.

Воробьи привязаны к человеку. В морозы я наблюдал: они залетают в метро, поселяются под стеклянной крышей Московского ГУМа. В Кузнецке я поразился темной окраске птиц. Оказалось, воробьи морозными днями залезают погреться в трубы. Птица охотно пользуется нашим хлебом и нашим теплом. Но попробуйте заманить воробья на ладонь. Почти невозможный случай! Синица садится, а воробей будет держаться поодаль, будет воровато с оглядкой прыгать, но на руку сесть не захочет. С воробьями у человека особые отношения.

Помню с детства: как только в огородах поспевали подсолнухи, корзину каждого обвязывали легкой тряпкой – от воробьев. Так и стояли подсолнухи в пестрых платочках. Поспевают вишни в саду – обязательно ставили чучело, тоже от воробьев. Ущерб урожаю в тех местах, где птицы хорошо плодятся и благоденствуют, может быть очень заметным, и потому, наверно, в названии воробья имеется слово вор, а вора, конечно же, надо бить, гнать. Я не помню, правда, чтобы воробьев избивали. Скорее, их всегда прогоняли, пугали. И рядом с красноречивым воробейживет и другое русское слово: воробушек.

Воробей, пожалуй, самая распространенная птица земли. Любопытно, каковы ее отношения с человеком в других местах? Тут будет уместно вспомнить два любопытных случая.

В Америке воробьев не было. И можно понять переселенцев старой обжитой Европы, когда в 1850 году кто-то из них догадался привезти в Америку «живые символы родины» – несколько пар воробьев. И сразу началось увлечение воробьями. Радость была всеобщей. Газеты посвящали серенькой птице целые полосы. Для нее строили специальные домики, фабриканты выпускали специальный воробьиный корм, поэты писали о птицах стихи. Каждый человек стремился оказать воробьям покровительство. Было образовано общество «друзей воробьев». Вот характерная выдержка из газеты «Нью-Йорк геральд»: «Из Англии прилетели первые воробьи… Размножайтесь и пользуйтесь дарами нашей гостеприимной земли!»

И воробьи размножались. Лет через десять от первых переселенцев появилось потомство в несколько миллионов. Полчища птиц бесцеремонно пользовались «дарами гостеприимной земли». В садах пожирались ягоды, а потом воробьи опрокинулись на поля.

И любовь сразу кончилась. Люди поняли, что пригрели лаской грабителя. С американским размахом закрутилась машина ненависти к воробьям. Газеты посвящали целые полосы истреблению птиц. Фабриканты выпускали хитроумные сети и яды. Правительство назначало награды за отстрел воробьев. Заседали чиновники в Белом доме.

Польский писатель-натуралист Аркадий Фидлер приводит смешные штрихи войны с воробьями. «Злость на воробья была так велика, что достаточно было объявить кандидата в депутаты бывшим воробьиным приверженцем, как его кандидатуру проваливали с треском».

Война была хлопотливой и затяжной. Но, конечно, птицы в ней победить не могли. Лишенные покровительства и гонимые, воробьи сократились числом и в круговерти жизни заняли «полагавшийся им шесток».