Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю

Очень обижены рабочие, особенно те, кто десять лет назад, не зная отдыха, сажал в землю крохотные саженцы, а потом выхаживал их.

Очень живописны донбасские дороги: сплошной коридор зелени, запах белой акации, соловьи справляют весенний праздник…Маленький поселок, городок, деревенька – все в зелени. Природа не подарила лесов этому краю терриконов и заводских труб. Все, что зеленеет в степи, у домов и вдоль дорог, добыто кропотливым трудом людей.

Так же вот был посажен и парк на усадьбе Амвросиевской РТС. Хороший вырос парк. Клены – выше крыш, яблони – иной мичуринец позавидует. Усадьба РТС и впрямь похожа на санаторий. Он-то, этот «санаторий», и приглянулся руководителям РТС. «Тут не только работать, тут жить можно», – рассудили они, обследуя зеленое богатство. Обсудили вопрос и так, и этак, и вот родился план: оттяпать общественный сад в личное пользование.

– Братцы, а что если запротестуют люди, – заикнулся было кто-то.

– Полноте, – успокоил всех директор, – кто тут хозяева? Мы тут хозяева!

Делу, однако, было решено дать законный ход. На заседании месткома составили прошение в горсовет «О выделении участков под застройку директору РТС Г. Мосалову, главному инженеру Т. Марочковскому, заведующему гаражом Г. Панкову, механику Э. Кржесинскому, шоферу П. Мещерякову».

Составить такое прошение от имени месткома было не трудно потому, что председателем его является бухгалтер Бутылков, приехавший вместе с директором, а одним из членов комитета – сам застройщик Кржесинский.

Прочитали в горисполкоме бумагу и покачали головами: «Чего это руководители РТС лезут в сад, которого не сажали. Пусть селятся там, где все. Отказать!»

А через неделю чья-то невидимая рука заставила горсовет еще раз обсудить заявление застройщиков. На этот раз решение было иное: «Удовлетворить».

Понять возмущение людей, растивших парк, не трудно. Они стали жаловаться в районные организации – никакого результата. А застройщики тем временем рядились, кому какой участок достанется, вымеривали землю шагами, дотошно считали яблони.

«Остановите хапуг», – жаловались рабочие депутату горсовета тов. Стародубову. Тот обещал принять меры, но так ничего и не сделал.

«…Уже возят кирпич, известку, но пока еще не трогают яблонь. Остановите!». Письма с такими просьбами отправлялись в Сталино, в Киев, в Москву. Их возвращали в район с просьбой немедленно разобраться и принять меры. Но ответы были односложны: «Факты не подтвердились. Сад заселяется потому, что пришел в негодность…»

…И вот я у одного из руководителей района, который несет ответственность за переписку и который, как выяснилось, откровенно защищает зарвавшихся застройщиков. Это Василий Евдокимович Панков.

– Неужели из самой Москвы ради такой мелочи? – удивляется он.

– Давайте разберемся, Василий Евдокимович, мелочь ли? В ответах на жалобы вы сообщаете, что сад пришел в негодность, а я только сейчас из сада. Хороший сад, на редкость здоровый сад. И ничего в нем не погибло, если не считать деревьев, срубленных застройщиками.

Панков по-прежнему невозмутим:

– Ну, если не погибло, так обязательно погибнет. Ведь сад общественный, сами понимаете…

– Но ведь его огородить можно, присматривать за ним…

– Нет, так он надежнее будет сохранен…

Против столь оригинальной точки зрения нечего возразить. Остается последний вопрос:

– А застройщик по фамилии Панков, тот, что заведует гаражом, он не родственник ли вам какой?

– Брат…

…Вот так просто открывается ларчик. Одно слово помогает решить задачу со многими неизвестными. Сразу становится ясным, почему дважды пришлось заседать горсовету, почему не выполнил обещания депутат, почему молчал секретарь райкома комсомола Скляров, живущий в ста метрах от злополучного сада, и почему в Москву, Киев и Сталино шли ответы: «Факты не подтвердились. Все делается правильно».

– Писать будете? – спросил на прощание Василий Евдокимович Панков.

– Непременно.

– Но ведь дело-то теперь трудно поправить, заложены уже фундаменты…Мы, конечно, зря связались с этим садом…

Понять товарища Панкова можно. Поправить такое дело ему сейчас действительно трудно. Но поправлять придется. И дело тут не только в нескольких десятках яблонь. Дело в том, что большую обиду, огорчения и разочарование принесли людям работники РТС, противопоставившие свои личные интересы интересам общественным. На собраниях эти работники говорят высокие слова о сознательности и общественном долге, а сами ведут себя как корыстолюбивые обыватели. Вовремя бы образумить таких руководителей, одернуть, пристыдить, а им стали покровительствовать.

И сейчас, спасая честь мундира, в районе этих людей выгораживают, перечисляют их заслуги, будто это дает какие-то исключительные права, будто этим людям позволено быть удельными князьками в человеческом общежитии.

– Может, кто-нибудь все-таки согласится? – повторил я свою просьбу.

Двое лодочников бросают цигарки, сосредоточенно мнут их сапогами, глядят на реку и качают головами:

– Опасно…

Я и сам вижу, что опасно. Дон, взбудораженный половодьем, как очумелый после вина казак, несется между меловых гор. В темноте слышно, как ревет вода, как шлепаются с подмытого берега комья земли.

До катера верст восемь, но берегом не пройти – низина залита водою. Сутки, а то и больше надо колесить по топкой равнине до переправы. А деревенька, куда мне к утру надо попасть непременно, совсем рядом. На круче приветливо теплятся огоньки крайних домиков, только бы через реку – и я в деревеньке. Беспомощно опускаюсь на чемодан…

– А дюже надо-то?

Сидевший до этого неподвижно третий лодочник поднялся. Зашлепал по невидимым лужам к корявой иве, где привязаны лодки, загремел цепью:

– Садись, перевезу…

Лодку подхватило и понесло в темноту. Я успел увидеть, как двое оставшихся на берегу тоже шагнули к иве, загремели цепями.

– Беспокоятся: не кувыркнулись бы мы, – простуженным голосом сказал перевозчик. – Ничего. Не впервой…

Он не греб, а только правил веслом, не давая лодке кружиться в водоворотах.

Минут десять сидел я, вцепившись руками в мокрые и холодные борта лодки. Тревожно кричали гуси в пойме, куда-то вправо уходили желанные огоньки… Наконец лодка ткнулась в берег. Перевозчик, не выпуская из рук весла, взмахнул багориком и уцепился за корягу.

– Вылезай!

Я зашуршал бумажками, чтобы расплатиться, но лодочник остановил руку.

– Не обижай. Я ведь не за деньги. Вижу, надо человеку… Закурить бы только дал.