Альберт Кессельринг - Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

Где-то в районе 20 апреля мне пришлось вплотную задуматься над этим вопросом. Ход оборонительных боев на Восточном и Западном фронтах не оправдал наших надежд. Берлин был в опасности. И все же я снова принял решение продолжать сражаться.

В последние два месяца приказы Гитлера содержали мольбы остановить наступление альянса или задержать его с целью выиграть время до того момента, когда на Восточном фронте мы одержим победу на родной земле, в которую фюрер продолжал непоколебимо верить, и когда будет создана новая – «самая лучшая» – армия, которая восстановит баланс сил; и, наконец, до того момента, когда мы сможем в массовом порядке применить новое оружие, и прежде всего «Народный истребитель»{16}.

Однако, как установили американцы, тщательно подсчитав ущерб, нанесенный нашей военной промышленности, только радикальное усиление с нашей стороны мер противовоздушной обороны могло оказать серьезное влияние на исход событий, но и оно вряд ли изменило бы его. В этой ситуации к заключению мира на приемлемых условиях могли привести политические меры.

Немецкие солдаты, которые не знали страха до тех пор, пока в их руках было оружие, в буквальном смысле слова дрожали от одной мысли о том, что они могут попасть в плен к русским. Покинуть наших товарищей на востоке в этот тяжелый момент было немыслимо для любого командира, а особенно для меня, поскольку я отвечал за положение дел на русском фронте от Дрездена и южнее. Мы просто обязаны были сражаться, чтобы дать нашим войскам, действовавшим на востоке, отойти в британскую и американскую зоны.

Я в срочном порядке порекомендовал трем нашим группам армий на Восточном фронте, подчиненным мне, вступить в локальные переговоры с русскими, но все они отказались воспользоваться этим советом, считая это безнадежным делом. По той же причине на совещании в Граце, состоявшемся в начале мая, представители командования группы армий «Юг» заявили, что нам следует продолжать драться. Я запретил это, отдав войскам четкий приказ выйти из соприкосновения с противником и двигаться форсированным маршем в американскую оккупационную зону.

После смерти Гитлера командование вооруженными силами взял на себя адмирал Дениц. Он сразу же определил курс, которым мы должны были следовать. Дениц стремился как можно скорее заключить мир, но при этом не допустить, чтобы наши солдаты, воюющие на Восточном фронте, попали в руки русских. Соответственно, моя совесть была спокойна.

Сразу же после принятия на себя командования на Южном театре военных действий, которое последовало за капитуляцией 3 мая командования Юго-Западного фронта, я отправил Эйзенхауэру послание, в котором предложил ему капитуляцию всех германских войск, противостоящих американцам, и таким образом от имени адмирала Деница подготовил почву для полной капитуляции германских вооруженных сил. Оглядываясь назад, я по-прежнему считаю, что у меня как у солдата не было иного выбора.

Практическим результатом этого было то, что многие сотни тысяч германских солдат только из состава групп армий Лера, Рендулича и Шернера избежали попадания в лапы к русским и были освобождены почти сразу же после заключения перемирия. Если бы американцы повели себя иначе, количество этих солдат могло бы исчисляться миллионами. Ни один человек из тех, кому довелось видеть немецких военнопленных, вернувшихся из России, или говорить с ними, не станет сомневаться в том, что мы поступили правильно.

Если бы в результате своеволия какого-либо генерала германскому Высшему командованию пришлось преждевременно согласиться на капитуляцию, то есть тогда, когда еще сохранялась хоть какая-то надежда на улучшение положения, хотя бы с чисто политической точки зрения, или существовала возможность предотвращения трагедии хотя бы для части германского народа, этот генерал был бы признан предателем и осужден приговором самой истории. Примеры Петена и Вейгана говорят сами за себя.

Даже в тот период у меня не было иллюзий относительно того, что чем раньше мы сдадимся, тем более выгодными для нас будут условия капитуляции. С учетом итогов конференций в Ялте и Потсдаме, а также последующих событий никто не решился бы утверждать подобное. Следует лишь сказать пару слов о тех частях и подразделениях, которые сражались на изолированных участках фронта и сдавались противнику, ничего не выигрывая при этом ни для себя, ни для всех немецких солдат. Возможно, командиры этих частей и подразделений и выгадали лично для себя какие-то преимущества, но рано или поздно мировое общественное мнение осудило или еще осудит их как оппортунистов.

Альпийский горный массив (я имею в виду именно горный массив, а не мифическую Альпийскую крепость) на описываемом этапе войны служил сборным пунктом для групп армий, действовавших на Юго-Западном и Юго-Восточном фронтах, отдельных частей с Южного фронта и группы армий О. Этот горный район невозможно было удерживать в Течение длительного времени, но все же можно было делать это достаточно долго для того, чтобы дать возможность группам армий на Восточном фронте уйти от русских. Темп их отступления диктовался положением тех частей, которые располагались ближе всего к передовой.

Отход основных сил группы армий Е, дислоцировавшейся на Балканах, через узкую горловину требовал времени и мог стать вообще невозможным в случае возникновения неблагоприятной обстановки на правом фланге и появления бреши из-за отступления группы армий С в Италии. Таким образом, надо было усилить с помощью подкреплений правый фланг группы армий Е и скоординировать ее действия с действиями группы армий С. Еще более важным с точки зрения положения на Балканах было то, как будет действовать группа армий «Юг» в Австрии; преждевременное отступление, особенно на правом фланге этой группы армий, блокировало бы группу армий Е, которой в этом случае осталось бы лишь полагаться на милость Тито.

Проникновение фронта группы армий «Центр» в Чехословакию в сочетании с возможностью возникновения угрозы окружения с севера могло осложнить отступление. Следовательно, там тоже прежде всего нужно было укрепить наиболее опасные направления всеми имевшимися резервами. По действиям американской 3-й армии в отношении нашей 7-й армии можно было сделать вывод, что Чехословакия не является зоной интересов американцев, а это означало, что можно было не тревожиться по поводу возможности операций против группы армий «Центр», которые представляли бы серьезную угрозу.

На юге Баварии противнику удалось в кратчайшие сроки сделать то, что мне казалось крайне»маловероятным, – практически без усилий пройти наиболее сильные участки нашей обороны. Теперь вопрос состоял в том, удастся ли нам удержать подходы к Альпам в секторе от Рютте до Брегенса. Благодаря исключительно благоприятному характеру местности эта задача казалась вполне выполнимой. Неплохо также было бы выяснить, двинутся ли в сторону Альп следом за остатками 19-й армии все французские силы или только колониальные дивизии, специально обученные ведению боевых действий в горах. И еще – будут ли они преследовать наши войска в горах или остановятся у их северного подножия? Была ли эффективной наша пропаганда по поводу Альпийской крепости? Возможность нанести удар по тылам группы армий С в Италии могла заставить противника поддаться искушению и сделать рывок в Альпы.