Элеонора Филби - Шпион, которого я любила

"Москва, 9 ноября…Ну, вот и кончился праздник, и какой праздник! В этом году он был отмечен крупной аварией, впервые за всю историю московского метро, и несколько станций были полностью закрыты на ремонт, включая "Пл. Свердлова" и "Киевскую". В результате автобусы были битком набиты, а такси невозможно было поймать (…)

Вчера вечером я пошел на очень славный прием с двумя старыми большевиками, о которых я тебе уже рассказывал. Почетным гостем была грандиозная американская старушенция, Джессика Смит, которая впервые приехала в Советский Союз с группой американских добровольцев еще при жизни Ленина. С тех пор она не теряла связи с СССР и довольно хорошо знает положение дел. Она только что вернулась из поездки по Сибири и рассказала много вдохновляющего о новом мире, который там строят. Она вполне в своем уме, и, кроме похвалы, кое-что покритиковала. Это сделало ее, в общем, оптимистический отчет об увиденном еще более убедительным.

Странно думать, что я разговаривал с ней в воскресенье вечером, а уже в следующий четверг ты могла бы слушать ее выступление в "Карнеги-холл", если бы только знала об этом заранее. Я собрался было послать тебе телеграмму с предложением пойти на эту лекцию, но потом передумал. Не стоит сейчас лезть в бутылку, пока не улажено дело с паспортом. Я ни минуты не сомневаюсь, что такие лекции основательно "контролируются" (…)

Наши друзья все еще тянут с моей газетной подпиской, и я пока остался без "Геральд трибюн" и "Монд". Из этих двух газет "Монд" - наибольшая потеря".

Государственный департамент повел себя точно так, как я и надеялась. Через несколько дней после президентских выборов я получила оттуда вежливое письмо, где сообщалось, что я могу получить мой паспорт в любое удобное для меня время. И в пятницу, 13 ноября (обычно это - мое счастливое число) паспорт был у меня в руках. Теперь мне надо было позвонить в советское посольство в Вашингтоне и возобновить визу, срок которой истек в августе. Я полагала, что это сделают немедленно, но, к моему огромному удивлению, никто из сотрудников посольства не знал моего имени. Я телеграфировала Киму, что, по всей видимости, в посольстве никто не знает, кто я такая, и попросила его по возможности ускорить всю процедуру. Я также настоятельно попросила консула поговорить с самим послом о предыстории моего дела. Через несколько часов я позвонила в консульство, и мне сказали, что утром я смогу получить визу.

Ким приветствовал эти новости потоком телеграмм.

17 ноября: "ДИВНАЯ ДЕВОЧКА С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДУ ПОДРОБНОСТЕЙ ЛЮБЛЮ ОБНИМАЮ

ЦЕЛУЮ КИМ".

18 ноября: "ЖДУ СРЕДЫ ПОЗДРАВЛЯЮ ОТМЕЧАЮ ВЫПИВАЮ ЛЮБЛЮ КИМ".

19 ноября: "НЕ ЗАБУДЬ ШОТЛАНДИЮ И НЕ ЛЕТИ НА ОДНОМ КРЫЛЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ВСЮ

КИМ".

Последняя телеграмма меня совершенно озадачила. Поразмыслив над ней несколько часов, я разгадала загадку: он хотел, чтобы я привезла ему две бутылки шотландского виски. Я припомнила, как он горевал год назад, когда я приехала в Москву с пустыми руками. Я купила виски в копенгагенском "дьюти-фри", во время пересадки на советский самолет, и радостно полетела в Москву, на этот раз уверенная в ожидающем меня приеме. Это было 28 ноября 1964 года.

Даже сев в полупустой "аэрофлотский" самолет, я все еще не полностью отказалась от мысли, что за мной могут следить. Естественно, мне было любопытно увидеть, есть ли в самолете какие-нибудь типы из ЦРУ. Но салон первого класса был пуст, и сразу после взлета я заказала себе водки и немного икры, за которые заплатила в долларах. Свою сдачу - как всегда бывает в советских самолетах во время операций в твердой валюте - я получила в шоколадных монетах. Уже наступила ночь, когда, пролетев над Балтийским морем и белорусскими лесами, мы приземлились в международном аэропорте Внуково. На этот раз, вероятно из-за снега, самолет остановился прямо у главного здания аэропорта. Из пилотской кабины вышел человек, попросил мой паспорт и предложил мне подождать. Я осталась одна. Первым, кто поднялся в самолет, был мой старый друг Сергей, с которым мы тепло обнялись.

"Где Ким?" - немедленно спросила я. "Он ждет в машине".

Это показалось мне странным. Машина стояла совсем рядом с аэродромом, но Ким остался сидеть внутри. Он даже не вышел меня встретить. Я села рядом с ним, и все, что он сказал после короткого объятия - это: "Так ты в самом деле вернулась". - "Неужели ты когда-нибудь думал, что я не вернусь? Это были ужасные пять месяцев, но, наконец, я здесь".

Нам нужно было о многом поговорить. Я начала ему рассказывать о расставании с дочерью, которая ужасно огорчилась, когда я объяснила ей, что не смогу приехать еще раз следующим летом, потому что на этот раз я отсутствовала слишком долго. Нам придется подождать еще год перед тем, как мы сможем встретиться.

И тут случилось нечто странное. Ким жестом попросил меня замолчать, как будто не хотел, чтобы Сергей, сидевший рядом с водителем, слышал то, что я говорю. Меня вдруг осенило, что, возможно, Ким меня стеснялся. Моя болтовня о Нью-Йорке, мои планы предстоящей поездки, должно быть, оказались дико не соответствующими данному моменту, особенно - из уст жены старшего офицера советской разведки. Я оборвала себя на полуслове, а Ким буквально окаменел, что было на него совершенно не похоже.

Мы вернулись домой круговым путем, и на этот раз я была уверена, что за нами ехала другая машина. Русские беспокоились, что английская или американская разведка может проследить нас до дому. Чтобы подбодрить Кима, я сказала ему, что сумела расшифровать его телеграмму и купила в Копенгагене две бутылки виски. Сергей сразу же захотел узнать, где именно я купила виски. Может быть, там была отрава?

Очевидно, русские по-прежнему опасались покушения на Кима.

Ким тоже внимательно исследовал обе бутылки и подробно расспросил меня о магазине, в котором я их купила. Но идея того, что в Дании кто-то специально бросил яд в бутылку виски, показалась мне настолько абсурдной, что я расхохоталась. Как только мы вошли в квартиру, Ким немедленно открыл одну из бутылок и сильно напился. У меня было такое ощущение, что он сделал это сознательно.

Все поведение Кима и холодный прием, оказанный мне в аэропорту, совершенно подавили мой дух. Мне еще раз болезненно напомнили о том, как мало я знала о реальном положении дел. Я снова вернулась в мир расплывчатых контуров, необъяснимых депрессий и таинственных тревог. Ким не проявил почти никакого интереса к многочисленным проблемам, с которыми я столкнулась в Америке, или хотя бы ко всем подаркам, которые я привезла. По крайней мере, Анна, наша экономка, искренне мне обрадовалась.

После такого малообещающего начала я попыталась восстановить свою жизнь в России с той минуты, как уехала оттуда пять месяцев назад. Тем временем прибыли мои авиапосылки, и их доставили к нам домой после таможенного досмотра. Я занялась оформлением своей студии - бывшей столовой, где были расставлены полки. Переоборудовала кухню, ставшую более удобной и уютной. Я сделала занавесы для гостиной и несколько подушек - из дивного куска золотого персидского шелка. Уродливая зеленая софа преобразилась от расшитых иерусалимских покрывал. Вся квартира стала нарядной и привлекательной по контрасту с серым городом, лежавшим в глубоком снегу.