Михаил Бурцев - Прозрение

В масштабах больших, чем прежде, вел пропаганду и Национальный комитет "Свободная Германия". Осенью 1944 года НКСГ опубликовал обращение к немецкому народу: "Все средства борьбы - против Гитлера". Надежды на компромиссный мир, на раскол союзников, на "атлантический вал", терпеливо и настойчиво разъяснял НКСГ, не оправдались, они оказались беспочвенной болтовней Гитлера... НКСГ призывал немцев "всеми средствами препятствовать продолжению войны, не выполнять приказы гитлеровского правительства, вооруженному насилию нацистов противопоставить вооруженную силу народа...". В духе этого обращения в газете "Фрайес Дойчланд" выступил президент НКСГ Э. Вайнерт, а затем, 26 октября 1944 года, последовало обращение генерал-фельдмаршала Паулюса.

Это было второе его обращение. На этот раз не только к армии, но и ко всем немцам. "Мой долг по отношению к родине, - писал Фридрих Паулюс, - и лежащая на мне, как на фельдмаршале, особая ответственность обязывают меня заявить своим товарищам и всему нашему народу, что из нашего положения, кажущегося безвыходным, теперь остался только один выход - разрыв с Гитлером и окончание войны". Паулюс разоблачал многие фальшивки геббельсовского ведомства, брал под защиту фон Зейдлица, против которого, как президента СНО, был открыт нацистами бешеный огонь, давал отповедь подлой лжи Гиммлера о "бесчеловечном" обращении русских с пленными: "На самом же деле, несмотря на бесчеловечные зверства и жестокости, совершаемые по указке г-на Гиммлера, по отношению к сотням тысяч беззащитных мужчин, женщин и детей как в оккупированных областях, так и в немецких концентрационных лагерях, с военнопленными в Советском Союзе обращаются гуманно и корректно".

Как видит читатель, обращение Паулюса помимо других его несомненных достоинств содержит правду о советском плене. Фельдмаршал решительно и твердо свидетельствует: "С военнопленными в Советском Союзе обращаются гуманно и корректно". Увы, этого не хотят замечать многие современные советологи на Западе. Более 20 лет, например, "трудится" в ФРГ специальная "научная комиссия", создающая "Историю немецких военнопленных во время второй мировой войны"{85}. Издано 22 тома, пропитанных ядом реваншизма и антисоветизма. Обработанные в духе "холодной войны" сообщения и отчеты пронацистски настроенных бывших военнопленных перемежаются с документами различных антикоммунистических организаций, подобных "Объединению жертв сталинизма" или "Союзу репатриантов и военнопленных", "научными изысканиями", одни названия которых - "В руках Советов", "Пережитое и увиденное в советском плену", "Предательство за колючей проволокой" (об антифашистах) и т. д. - дают представление о степени учености и компетентности их авторов, современных неонацистов.

Кстати, одного из них я знал во время войны. Он был летчиком, воевал против нас под Сталинградом. Едва ли не каждый день гитлеровцы теряли в небе над Бекетовкой до 20 самолетов. Среди тех, кого не обошла эта участь, оказался лейтенант Генрих фон Эйнзидель. В самолето он не сгорел, дотянуть до своих ему не удалось, и его принудил сесть на нашем аэродроме советский летчик старший лейтенант Черников. На допросе фон Эйнзидель заявил, что он граф, правнук Бисмарка. Имя "железного канцлера" Германии всем известно со школьной скамьи, поэтому неудивительно, что работники седьмого отдела сочли нужным побеседовать с необычным пленным. Была и еще одна причина, побудившая пропагандистов к подробной беседе с фон Эйнзиделем: при пленении он предъявил две наши листовки. Не знаю уж, как и где они попали к нему, но то, что он их сохранил, не выбросил, позволяло пропагандистам надеяться, что разговаривать им предстоит отнюдь не с глухим.

И действительно, когда фон Эйнзиделю было предложено обратиться к своим соотечественникам и рассказать о том, что он жив, и о том, как с ним обошлись в русском плену, граф согласился. В письме, адресованном к своим сослуживцам, он писал, что не ожидал от русских ничего другого, кроме "всех тех бед", о которых так назойливо предупреждало немецких солдат и офицеров командование. Однако он "должен засвидетельствовать", что ничего подобного с ним не произошло: "Русские обращаются со мной и со всеми другими немцами, попавшими в плен, справедливо и гуманно, как того требуют международные правила". И он "радостно поражен" тем, что никто его не истязает, не мучает, не угрожает смертью, не расстреливает, наконец, чего он ожидал и к чему уже было Приготовился. Далее лейтенант сообщал, что их, пленных, находящихся во фронтовом лагере, готовят к отправке в тыловой лагерь в глубь России и, таким образом, он "благополучно закончил эту пагубную для Германии и немцев войну". К тому же Эйнзидель призывал и тех, кому в руки попадет его письмо-листовка.

Первая "графская" листовка наделала немало шума. О ней сообщала чуть ли не вся мировая пресса. Понятно, что антифашистские выступления летчика отпрыска древнего аристократического рода не прошли незамеченными в Германии и вермахте. Фон Эйнзидель и в самом деле написал яркое обращение, призывал своих соотечественников кончать бессмысленную и опасную для Германии войну. Выступления на эту тему скоро выдвинули его в число активных антифашистов. И когда был создан Национальный комитет "Свободная Германия", Эйнзиделя избрали одним из вице-президентов. Своей личной подписью под манифестом и другими документами НКСГ потомок "железного канцлера" неоднократно подтверждал гуманное обращение с немецкими военнопленными, нормальные условия содержания их в советском плену.

Однако после войны, вернувшись в Западную Германию, он повернул на 180 градусов - стал в ряды противников НКСГ и Советского Союза. Измена правому делу вернула ему графский титул и родовые поместья, за тяжелой чугунной оградой которых воскрес бывший владелец, отягощенный грузом прежних кастовых и классовых предрассудков. Что можно было ожидать от писаний переметнувшегося оборотня? Впрочем, стоит ли удивляться этой его метаморфозе? Случайный попутчик, Эйнзидель покинул поле антифашистской борьбы для того, чтобы оболгать и оклеветать тех, кто когда-то дружески пожимал ему руку, кто дал ему и стол и кров, отрывая кусок хлеба от собственного рта, кто дал ему возможность, пусть на короткое время, испытать счастье борьбы за правое дело. Быть может, и не стоило бы уделять фашиствующему графу столько внимания. Дело, однако, в том, что, пользуясь доверчивостью, неосведомленностью и политической неискушенностью многих людей в ФРГ, да и не только в ФРГ, писаки, подобные Эйнзиделю, поднимают шум о мнимых "убийствах", "жестоком обращении", "холоде и голоде" в лагерях военнопленных, фальсифицируют факты минувшей войны, чтобы вызвать у читателей недоброжелательное, враждебное отношение к "Советской стране, к миру социализма. В этой связи я и считал своим долгом напомнить о свидетельствах генералов и офицеров вермахта, находившихся в советском плену.