Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

А Любка Козак своему сыну Давиду в молоке отказывает. Потому ли, что грудь ее пуста?

Молока у Любки нет оттого, что она отказывается выполнять законы, установленные для людей, и хочет занять место Бога. А поскольку в «Одесских рассказах» на это место претендует не она одна, то и говорить надо не о Боге, но о богах.

Но рассказы о богах — это не рассказы, а мифы. И в мифах никого не удивляет ни многоженство Зевса, ни свары олимпийцев.

Одесса родилась до Бабеля. Полагали даже, что и до Одессы. Будто прежде не саманное стойбище Хаджи-Бей здесь горбатилось, а раскинулся античный и культурный город Одессос. Лишь в советское время выяснилось, что Одессос тот и на самом деле стоял, но у соседей — в Болгарии, рядом с Варной…

Но без Бабеля и Одессы не было бы… Потому что Одесса — это не Греция, выброшенная на русский брег. Это Олимп!

Этот рассказ не вызвал трудностей при чтении, равно как и интереса. Ни у кого. Потому что все с рассказом было ясно: советская агит-сказка про международную солидарность трудящихся. И, в лучшем случае, отношение к рассказу было двойственным — от брезгливости к написанному до (тоже не без брезгливости) жалости к человеку, вынужденному такое писать.

И уж, понятно, никто не доискивался глубин… Глубин чего? — падения?!

А зря!

Итак, «Ты проморгал, капитан!»

Зима, январь, 1924 год, Одесский порт. 9-балльный ветер, а в городе играют оркестры. Сегодня на Красной площади в Москве хоронят Ленина. И матросы с английского парохода тоже хотят участвовать в митинге, но капитан не велит — мол, ветер 9-балльный, как бы чего не вышло! А чтоб матросы не сбежали, приказывает боцману запереть их в трюме. Боцман не возражает, но стоит капитану скрыться в теплой каюте, тут же выбрасывает матросов за борт, и те по льду бегут в город, где жмут руки рабочим и маршируют в траурной колонне. Мораль: ты, капитан, доверился боцману и — проморгал!

А вот завязка конфликта:

«В воскресенье в день похорон Ленина, команда парохода, три китайца, пара негров и один малаец, вызвала капитана на палубу. В городе гремели оркестры и мела метель.

— Капитан О’Нири! — сказали негры и малаец — сегодня нет нагрузки — „Красная нива“: „ погрузки “>, отпустите нас в город до вечера.

— Оставаться на местах, — ответил О’Нири. — Шторм имеет 9 баллов, он усиливается; возле Санджейки замерз во льдах „Биконсфильд“ барометр показывает то, чего ему лучше не показывать. В такое время команда должна быть на судне. Оставаться на местах.

И он отошел ко второму помощнику, капитан О’Нири. Они пересмеивались со вторым помощником, курили сигары и тыкали пальцем в город, где в неудержимом горе завывали оркестры и мела метель».

Здесь проиллюстрированы два тезиса обращения ЦК РКП «К партии. Ко всем трудящимся» от 22 января 1924 г.:

«<���…> его физическая смерть не есть смерть его дела. <���…>

Ленин живет среди миллионов колониальных рабов.

Ленин живет в ненависти к ленинизму, коммунизму, большевизму в стане наших врагов ».

В первой публикации {86} 86 Известия Одесского Губисполкома. Веч. вып. 1924. № 222.9.02. С. 2. жанр повествования не обозначен, хотя более всего написанное похоже на очерк. Так или иначе, сочинено это было по поводу конкретного события и подписано псевдонимом «Баб-Эль». Псевдоним, конечно, прозрачный донельзя, но читателю не знакомый (Бабель пользовался им лишь трижды, да и то в 1916–17 годах, в петроградском «Журнале журналов» {87} 87 Под рубрикой «Мои листки»: Бабъ-Эль. Публичная библиотека // Журнал журналов. 1916. № 48; Бабъ-Эль. Девять // Журнал журналов. 1916. № 49; Бабъ-Эль. Вдохновение // Журнал журналов. 1917. № 7. ). Да и зачем он нужен — псевдоним?! Неужели намек на то, что материал не авторский, а заказной?

И срок, наверное, назначили самый сжатый… Вот начало второго абзаца:

«В воскресенье в день похорон Ленина»…

Так пишут, когда от события до описания прошло меньше недели. Иначе пришлось бы уточнять: «в прошлое воскресенье». А Бабель все сроки пропустил, и публикация вышла две недели спустя, когда следовало уже писать: «в позапрошлое…»

В сентябре сочинение было перепечатано в «Красной ниве» {88} 88 Красная нива. 1924. № 39. 28.09. С. 937. и с 1926 года входило в сборники рассказов Бабеля {89} 89 Бабель И. История моей голубятни. М.; Л.: Земля и фабрика, 1926. .

Сравнение газетной версии с журнальной обнаруживает, что текст подвергся правке. Например, во фразу: «в день похорон Ленина, команда парохода, три китайца, пара негров и один малаец, вызвала капитана на палубу» вставлено слово «цветная» — «цветная команда». А согласно первому варианту выходило, что вся команда парохода состояла из цветных, зато начальство было сплошь белым!

Более уважительным стало и описание чернокожих: вместо «пары негров» теперь сказано «два негра». Кроме того, о цветных, заглядывающих в капитанскую каюту, уже не сказано, что делали они это «с собачьей тоской».

И то верно — чему тут завидовать, когда все красивое — «сияющая медь завинченных графинов, окостеневшее лукавство женских портретов» — из каюты вынесено навсегда.

Матросы бегут в город по льдинам замерзшей гавани — «по окоченевшим волнам», то есть окоченевшим, как труп. Незначительная замена — «окоченевшим» на «окаменевшим» — превращает противостояние жизни и смерти в антонимическое противопоставление жидкого и твердого…

И с городом произошли перемены: только что « лихорадивший на ветру», то есть больной, он превратился в « дрожавший на ветру», т. е. мерзнущий, но здоровый…

Такую работу мог проделать самый обычный редактор, поставивший себе целью сделать все сколько-нибудь необычное непроходимо банальным.

Тем удивительнее на этом фоне замены иного толка:

«И по окоченевшим волнам <���…> летели к берегу, к причалам, пять скорчившихся запятых, пять невиданных фигурок с обуглившимися лицами, в развевающихся пиджаках».

Начиная с «Красной нивы», вместо «пять невиданных фигурок» читается «пять цветных уродцев».

«В эту минуту в Москве, на Красной площади, опускали в склеп набальзамированное тело Ленина».

В «Красной ниве» и последующих публикациях устранено слово «набальзамированное», а с 1926 года вместо «тело» читается «труп».

Неужели Бабель принялся перерабатывать текст? Скорее всего, нет — просто и в Одессе был свой редактор. И он усмотрел в «цветных уродцах» оскорбление братьев по классу, да и с мертвым Лениным слово «труп» не вязалось… В данном случае с ним оказался солидарен и редактор «Красной нивы», так же заменивший «труп» на «тело». Но одесский редактор решил показать, что и тело Ленина не такое, как у обычных покойников, и добавил определение: «набальзамированное».